Дворецкий объяснил, где найти графа, и я направилась в библиотеку. Сэйвил сидел там в кресле все с той же бутылкой портвейна, но вина там заметно убавилось. С портрета на стене на него высокомерно взирал один из его предков по мужской линии — в трико и брыжах времен королевы Елизаветы.
Я сказала еще от двери:
— Извините, милорд, Никки только что уснул, и я собираюсь сделать то же самое. День был утомительным, хотя очень приятным.
Сэйвил медленно поднялся с кресла, провел рукой по волосам, несколько прядей упало на лоб. Потом, опершись о край стола, как бы для равновесия, мрачно взглянул на меня и сурово произнес:
— Вашего сына следует отправить в школу, Гейл, а вы упорствуете и держите его дома.
Все мои мысли о нем как о привлекательном мужчине мгновенно улетучились.
— Вы ничего не понимаете! — воскликнула я с яростью. — И ни капельки не знаете Никки! Ему хорошо в нашем доме — со мной, с Макинтошами, с его учителем-викарием.
Он еще сильнее наклонился над столом, уже не заботясь о потере равновесия, и вперил в меня взгляд:
— Это вы не понимаете, Гейл! Мальчику необходимо… Он жаждет общения с кем-то, чьи интересы идут дальше кухни и учебников. И даже дальше конюшни.
Багровая пелена бешенства застлала мне глаза. Я не могла не понимать, что в какой-то степени он прав, и это лишь усиливало мою злость.
Я крикнула — быть может, никто еще так не кричал в этих стенах:
— Когда мне понадобится ваш совет, милорд, я попрошу его, с вашего позволения! А пока позвольте мне самой знать, что лучше для моего сына!
Сэйвил ответил на удивление спокойным, даже любезным тоном. Но что это был за ответ!
— Вы ищете в обществе ребенка то, что утратили после кончины мужа. Для мальчика в этом мало хорошего.
О, это уж слишком! Так оскорбить…
— Как вы смеете? — прошипела я.
Почти не осознавая, что делаю, я шагнула к нему и занесла руку…
Граф поймал ее в воздухе.
— Не стоит, — сказал он мягко.
Потом, не отпуская моей руки, он обогнул стол и оказался прямо передо мной. Прежде чем я смогла понять, что происходит, его рука оказалась на моей талии, а губы прижались к моим.
Меня обдало жаром, словно по жилам пробежал огонь, полыхающий сейчас в камине. Я понимала, что должна оттолкнуть его, и уже подняла свободную руку, чтобы сделать это, но пальцы замерли на мягком воротнике его куртки. В следующее мгновение моя рука обвила его шею, и я прижалась к нему всем телом.
Наш поцелуй отнюдь не был целомудренным. Мои губы раскрылись, наши языки соприкоснулись, я почувствовала сладковатый вкус портвейна. Мне поневоле пришлось приподняться, и для удобства я сомкнула обе руки на его затылке.
