Соделав из спины моей скрижаль, Что осенит неведомые храмы, Тебе, Иезавель, совсем не жаль Ногтей резцами высекать там шрамы. Что клинопись сия, скажи, Как не безумное кажденье сумасбродству, Пути без цели, жесткость без нужи, Весьма с жестокостью имеющая сходство. Да и к чему сейчас такое производство Кровавых и прямых наспинных рун, Кои видны будут еще так много лун? Надеюсь, не начало новой драмы Ведет во исполнение программы, Чей пункт страданием как розами увит? Молю, скорей придумай новый алфавит!
ЛОЖНЫЙ ГОРОД
Убитый эпидемиями пала, Мой город подлежит засыпке пылью, Когда, уловленный стальной акульей сетью, Рождает спешные коробленные соты. Захваченный чумой во время пира, Вдыхает глубоко он через поры, Тогда как они рыхлятся сохою, И вверх взлетает только пыль сухая, Что на ветру желтеет и мельчает И забивает рты уздой молчанья, Напоминая - может и не кляпом Закончится все, а и просто склепом. Мечтишек мелких гурт перегоняя, Не понимают камнерезы агональной Природы их, допрежде позабытой, А ныне возрожденной и зубатой, А потому возводят они чудо Заранее разверившимся чадам, Храмину - открывающей почтенно Потеки краски голубям почтовым. Мой город борется с врагами всеми шифром, Проникнуть в коий можно только шурфом, И глубь его смеряет горожанин, Кого смиреньем город обужает. Там, под землей, раскинутый для смотра, Культурный слой, чья толщина два метра. Он жёсток, постоянен и покоен, Но не как верхний град, зело покаян. Там в целости хранится древний свиток, Пылает там прекрасный дивный светоч, Но молкнет крест, верхушка перископа, И эпитафия, написанная скупо.
ГЕКАТА
В темном храме, в темном храме Слышен смутный запах крови, Неспокойно пахнет мирра, В золоченой своей раме, Черного алкая пира, Освещается Геката Тонкой свечкой восковою. Жуткого страшася воя, Испугавшись супостата, На нее глядят святые И не говорят ни слова, Избегают глаза злого Взгляды их полупустые. А она, прикрыв улыбкой Песий облик, что немеет Черно-душными ночами, Инфернальными очами Зрит загадочно и зыбко На младенца, чей синеет Бедный лик в пеленке липкой.
ЧЕРНАЯ КОБЫЛА
Шерсть шелковистую гладя, Нежно чешу за ушами. О пустыре-конокраде Грезит кобыла. За нами Стойло, сарай, и холмисто К озеру тропы сбегают. Ноты тумана-флейтиста Конскую шерсть состригают. И по блестящему крупу Долго веду я рукою, Как конвоирами, грубо Сдержан высокой травою. Да, и трава это знает, Знает и озеро: снова Явишься в сонме видений, Образ кошмара ночного!
