Пока Степан бегал за Прохором, Лакассань немного посидел, удобно расположившись на набитых конским волосом кожаных подушках прогулочного ландо. Ландо у князя Зеленского было знатное - в таком не стыдно было бы проехаться хоть по Невскому проспекту, хоть по Елисейским полям. Лакассань несколько раз подпрыгнул на мягких подушках, забросил ногу на ногу и одобрительно хмыкнул, решив про себя, что непременно обзаведется такой же коляской, как только закончится эта война и будет подписан мир. Его немного беспокоило то обстоятельство, что, пока он прозябал в этой дыре, рискуя головой ради прихоти Мюрата, его товарищи по оружию занимались грабежами в Москве, где, как было доподлинно известно Лакассаню, остались неисчислимые богатства, - в том числе и множество таких же и даже лучших, чем эта, колясок и карет. Москва уже была разграблена и сожжена более чем наполовину, и перспектива поживиться там хоть чем-нибудь еще теперь казалась Лакассаню весьма сомнительной. Как это часто бывает с людьми, оказывающими непосредственное влияние на ход событий, он опоздал на дележ пирога, ради захвата которого не щадил жизни. Пирог целиком достался ничтожествам, которые растащили его по крошкам, истоптали и уничтожили, не оставив ничего тому, кто был достоин добычи более всех их, вместе взятых. Теперь ему оставалось рассчитывать только на щедрость Мюрата, который, впрочем, никогда не заставлял Лакассаня сожалеть о его преданности.
Его невеселые размышления были прерваны появлением Степана, за которым без видимой охоты, но покорно, как на казнь, плелся Прохор. Как и все в городе, эти двое прекрасно знали о рецидиве лихорадки у князя Багратиона, вызванном прочтением подметного письма, и, несомненно, уже догадались, что это было за письмо и в чем их вынудили участвовать. Лакассань вздохнул: все в этом деле шло совсем не так, как он планировал. Стоило ли, в самом деле, тратить время, вербуя себе агентов, только затем, чтобы избавиться от них спустя всего лишь несколько дней! Впрочем, утешил он себя, игра стоила свеч, тем более что эти свечи - Степан и Прохор - достались ему за бесценок. Их не жаль было выбросить; более того, выбросить их было жизненно необходимо.
Лакассань легко выпрыгнул из коляски и стал перед мужиками, обеими руками держа перед собой трость.
- Плохо, - сказал он с сильным французским акцентом. - Это есть совсем нехорошо. Граф Бухвостофф искать мужик, кто подбросить ля летр... тот письмо князь Багратион. Садовник видеть тот мужик, запомнить его лицо. Ле комт Бухвостофф найти этот негодяй и допросить, а негодяй сказать, кто его послал. Так?
