- Что вы, сударыня! Как можно! - наперебой воскликнули Огинский и Лакассань, продолжая стоять несмотря на предложение княжны.
Лакассань придвинул Марии Андреевне кресло, и она, благодарно кивнув, уселась, продолжая терзать свою шаль. Лишь после этого мужчины вновь заняли свои места.
- Мария Андреевна, - произнес пан Кшиштоф своим хорошо поставленным актерским баритоном, - я не могу подобрать слова, чтобы выразить радость, которую испытал, увидев вас живой и здоровой. Это такое невероятное счастье! Ведь я вас, признаться, давно похоронил. Езус-Мария, какая неожиданная и радостная встреча!
Лакассань наградил его за это одобрительным взглядом. Он больше не испытывал волнения - ему было интересно, как его напарник будет выворачиваться из этой ситуации. Виктор Лакассань, в отличие от Огинского, редко чего-нибудь боялся. Теперь же, по его мнению, бояться было и вовсе нечего. Княжна была у них в руках, и в самом крайнем случае ее можно было бы просто убить. На дворе стояла ненастная осенняя ночь; расследование, а точнее, тот цирк уродов, который в этой глуши именовался расследованием, могло бы начаться не раньше утра, а до утра они успели бы уже очень далеко уехать...
- Признаться, - сказала княжна, - я тоже вас похоронила... Более того, вы покинули меня при столь странных обстоятельствах...
Ну, конечно, подумал Лакассань. Конечно, он наверняка покинул ее при весьма странных обстоятельствах. Например, украл что-нибудь и сбежал, пока она спала. Готов спорить на что угодно, что так оно и было. И после этого он жалуется на судьбу! Жалкий недоумок, трус, неудачник...
- О! - поспешно перебил княжну Огинский. - Я все могу объяснить. Я часто представлял себе потом, как все это должно было выглядеть в ваших глазах, когда вы проснулись и не обнаружили ни меня, ни иконы...
- Ни слова об иконе, - быстро и твердо сказала княжна, бросив короткий взгляд в сторону Лакассаня.
Так и есть, подумал Лакассань. Украл и смылся. Вот идиот! А девчонка умна. И характер у нее - кремень. А главное и, пожалуй, самое неприятное это то, что, несмотря на все мои ухищрения, до конца она мне все-таки не доверяет.
- Простите, принцесса, - привстав, вмешался он, - но мне кажется, что я здесь лишний.
- Останьтесь, господин Мерсье, - приказала княжна, и француз послушно опустился в кресло, поскольку это были именно те слова, которых он ожидал от хозяйки. - Итак, - продолжала княжна, обернувшись к Огинскому, - я готова вас выслушать, пан Кшиштоф.
