- Амеба, - проворчал полковник, регулируя клапан зажигалки.
- А помнишь, как мы обои курили? - спросил Илларион, оставив без внимания выпад своего бывшего начальника.
- Помню, - буркнул Мещеряков. - И обой, и кожуру от кукурузных початков, и боевые листки.
- Неужто и боевые листки тоже? - изумился Забродов. - Смотри-ка, а я и забыл.
- Не ври, - строго сказал Мещеряков. - Это, между прочим, была твоя идея - использовать боевые листки на самокрутки и вместо пипифакса. Знаешь, что мне потом сказал начальник политотдела?
- Что? - с живейшим интересом спросил Забродов.
- Не скажу по трем причинам: во-первых, у меня язык не повернется такое повторить, во-вторых, ты теперь лицо штатское, так что для тебя это военная тайна, а в-третьих, ты все равно не поверишь, что наш начпо мог такое выдать.
- Эх, - сказал Илларион, - мне ли не знать, что мог иногда сказать наш Петр Поликарпович! Ну-ка, попробую угадать. - Он воровато огляделся, поманил к себе Мещерякова и, перегнувшись через стол, прошептал ему на ухо несколько слов. - Правильно?
- Силен, - Мещеряков покрутил головой и позволил себе сдержанно улыбнуться. - Как это ты догадался?
- Так это же была его любимая фраза, - спокойно сказал Илларион.
Мещеряков приподнял рукав пальто, бросил быстрый взгляд на часы и снова заозирался, отыскивая взглядом официанта.
- Андрей, - окликнул его Забродов, - ты не ответил на мой вопрос.
- На какой именно? - огрызнулся Мещеряков, продолжая вертеть головой во все стороны.
Илларион с утомленным видом пожал плечами и сказал:
- Я спрашивал: почему известие о том, что кто-то меня видел на Каширском шоссе, привело тебя в такое рептильное негодование.
- Рептильное негодование, - с задумчивым видом повторил Мещеряков, словно пробуя словосочетание на вкус. - Интересное выражение. Надо будет где-нибудь ввернуть.
- Ага, - поддержал его Забродов, - запиши на манжете. Ручку тебе дать? А когда запишешь, будь добр, ответь на мой вопрос. - Он без спроса взял из пачки полковника сигарету, вынул из кармана зажигалку и принялся чиркать колесиком. - Это какое-то наваждение, - пожаловался он, раздраженно бросая свою зажигалку на стол и беря полковничью.
- Два месяца не могу заправить эту чертову штуковину. Побираюсь, как бомж. - Он прикурил и окутался густым синеватым облаком.
- Итак, я слушаю, - донеслось из недр дымовой завесы.
- Ты прав, - неохотно отозвался Мещеряков, на всякий случай еще раз оглядываясь по сторонам и понижая голос. - Мне очень не понравилось то, что тебя там видели. И причина этого должна быть тебе известна: мы с тобой знакомы много лет, и я желаю тебе только добра.
