– Возьмите, раз уж привез.
– Не думайте, цена не изменится, да и никому другому я вашу плиту продать не смогу.
– Берите…
– Не возьму да и все. Не в моих правилах.
– Но вы же, Альберт Эммануилович, трудились, эскиз сделали, а деньги брать не хотите.
– Вот закончу, будет готова плита, тогда и сочтемся.
Еще и коньячка выпьем с вами.
– Ну что ж, как хотите.
– Вам действительно нравится? – желая еще раз услышать похвалу, спросил резчик по камню.
– Действительно правится. Я даже не ожидал, что мне понравится все – до последнего завитка.
– Вы видели пока еще только проект, а уже говорите, что понравилось. Вот когда я закончу – а это будет через шесть дней…
– Вам понадобится всего шесть дней?
– Да, через шесть, – повторил Брандергас, водружая массивные очки на еще более массивный, скульптурный нос. – А почему шесть, а не семь дней, так это по Библии: шесть дней Бог трудился, а на седьмой надо отдохнуть.
– Ну что ж, прекрасно.
Они обменялись рукопожатиями, довольные друг другом, и, уже идя по коридору, Иосиф Михайлович слышал, как новые русские громко разговаривают с Исааком Заировичем, объясняя ему, какой большой и какой красивый памятник должен стоять на могиле Гарика Нурикяна, трагически погибшего на Кутузовском проспекте в собственном шестисотом «мерседесе».
Возвращался к воротам Иосиф Михайлович Домбровский все той же узкой бетонной тропинкой, вьющейся среди некрополя незаконченных памятников.
Пьяный сторож с сизым носом открыл ему калитку и сварливо поинтересовался:
– Ну что, нашли своего Брандергаса?
– Нашел, нашел, спасибо, – сказал Иосиф Михайлович Домбровский.
– Так дайте мне на стаканчик портвейна.
Иосиф Домбровский сделал вид, что не услышал просьбу, и вышел за калитку.
– Тоже морда нерусская! – буркнул вдогонку сторож и с яростью сплюнул под ноги. Скорее всего, его оскорбил не столько отказ посетителя дать деньги, сколько сам вид элегантного, опрятно и со вкусом одетого мужчины.
Старый гравер прошел опробованным маршрутом через дворы по разбитому, выщербленному тротуару к трамвайной остановке. Вскоре появилась двухвагонная сцепка. По рекламе на бортах вагонов Домбровский узнал, что это тот же трамвай, на котором он сюда приехал. Трамвай был почти пуст. Иосиф Михайлович поднялся в вагон и сел на прежнее место.
«Обивка сиденья, наверное, не успела до конца остыть, – немного горестно улыбнулся Домбровский. – Как в этом мире все связано и все повторяется! Трамвай привез меня сюда, и он же увозит обратно! Возможно, тот же катафалк, что вез Соню, повезет и меня на кладбище».
