– А евреи будут участвовать в представлении? – спросил я его.
– Конечно, тысячи, – отвечал он.
– Позвольте спросить, где вы предполагаете найти каких-нибудь евреев после войны?
Он углядел в этом юмор.
– Очень хороший вопрос, – сказал он, хихикнув. – Это надо будет обсудить с Гессом.
– С кем? – спросил я. Я еще не бывал в Варшаве и еще не был знаком с братцем Гессом.
– В его ведении небольшой курорт для евреев в Польше. Надо попросить его сохранить для нас некоторое количество.
Можно ли сочинение этого жуткого сценария добавить к списку моих военных преступлений? Слава богу, нет. Оно не продвинулось дальше предварительного названия: «Последняя полная мера».
Я хочу, однако, признать, что я, вероятно, написал бы его, если бы имел достаточно времени и если бы мое начальство оказало на меня достаточное давление.
В сущности, я готов признать почти все что угодно.
Относительно этого сценария: он имел неожиданный результат. Он привлек внимание самого Геббельса, а затем и самого Гитлера к Геттисбергской речи Авраама Линкольна4.
Геббельс спросил меня, откуда я взял предварительное название, и я сделал для него полный перевод Геттисбергской речи. Он читал, шевеля губами.
– Знаете, это блестящий пример пропаганды. Мы не так современны и не так далеко ушли от прошлого, как нам кажется.
– Это знаменитая речь в моей родной стране. Каждый школьник должен выучить ее наизусть, – сказал я.
– Вы скучаете по Америке? – спросил он.
– Я скучаю по ее горам, рекам, широким долинам и лесам, – сказал я. – Но я никогда не был бы счастлив там, где всем заправляют евреи.
– О них позаботятся в свое время, – сказал Геббельс.
– Я с нетерпением жду этого дня. Моя жена и я – мы с нетерпением ждем этого дня, – сказал я.
– Как поживает ваша жена? – спросил Геббельс.
– Благодарю вас, процветает, – сказал я.
– Красивая женщина, – сказал он.
– Я ей передам это, ей будет чрезвычайно приятно.
– Относительно речи Авраама Линкольна… – сказал он.
– Да?
– Там есть впечатляющие фразы, которые можно прекрасно использовать в надписях на могильных плитах на немецких военных кладбищах. Честно говоря, я совершенно не удовлетворен нашим надгробным красноречием, а это, кажется, как раз то, что я давно ищу. Я бы очень хотел послать эту речь Гитлеру.
– Как прикажете, – сказал я.
– Надеюсь, Линкольн не был евреем? – спросил Геббельс.
– Я уверен, что нет.
– Я попал бы в очень неловкое положение, если бы он оказался евреем.
– Никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь это предполагал.
