- Вместо арапки смехотворной хитростью меня станет тешить толстогубая... Слушай, слушай, царевич: никого я вызволить не хочу...
- А рыбка-то клюнула, матушка!
- Рыбка клюнула, царевич! Коли ходишь ты в застенок... дай... дай мне поглядеть хоть разок... одним глазком... сведи туда...
Глаза царевича вспыхнули радостно, он заглянул в глубь очей мачехи; их взгляды встретились; они поняли друг друга.
- Здесь скушно, - потянулась Мария и вздохнула, - ровно в темнице или в клетке...
Царевич принял сейчас же снова наглый тон. Он сказал со смехом:
- Рыбку-то не забудь кормить, матушка! И точно, тебе скушно бедной... Быть бы тебе царевичем, а?
- Быть бы мне царевичем, - повторила шепотом царица, - ходить туда, где они... стонут... смотреть на них, на лиходеев, что сгубили моего Васеньку... смотреть на лиходеев, что хотят с престола свергнуть твоего родителя... Скакать бы на коне с кречетами, как скачете вы... на Литву в бой идти... в путь далекий, а не кормить здесь рыбу...
Она с презрением отвернулась.
Царевич засмеялся.
- А тебе, бедной, за пяльцами велят сидеть! Кидай крошки; на тебя девушки глядят. Да и мне боязно: того и гляди в беду попадешь: донесут батюшке, а он удумает, будто я с тобой про него зло умышляю.
- Со мной?!
Царевич поднялся.
- Идти пора; то пустое ты дело надумала: нешто царицы по застенкам хаживали?
И, меняя тон, он с почтительным поклоном громко промолвил:
- Прощай, государыня-матушка, здорова будь. О твоем здравии мы с братом Федею да с сестрицей денно и нощно Богу молимся.
Он ушел. Царица склонила над водою пылающее лицо, потом поднялась разом, топнула ножкою о песок и со слезами в глазах, смеясь, закричала:
- Рыбы дуры, глупые рыбы! А ну, девушки, потешьте, побегайте... Дуня, беги... а вы все Дуню ловите... А кто поймает - щекотать... Ну, Дуня, беги...
Веселое, улыбающееся личико Дуни обернулось к царице. Она любила ее, исполняла радостно всякий ее каприз. Между кустами крыжовника мелькнул ее голубой летник. Девушки бросились за нею врассыпную, догнали ее, повалили... Раздался звонкий хохот; он становился все пронзительнее; наконец, затих... Царица бежала к девушкам. Бледное лицо ее кривилось, губы улыбались, она шептала:
- Щекотите же ее... ну, дуры... чего перестали... ну?
Дуня лежала на спине, судорожно закусив губы.
Дрожащий голосок одной из сенных произнес:
- Матушка-царица... она... она... без памяти...
Тогда царица разразилась слезами.
