Они боялись ее. Неподвижно могла сидеть она целыми часами, а потом вдруг, точно проснувшись, принималась хохотать, и хохотала безумным смехом, и требовала песен, пляски, веселья... Забыв свой сан, она хлопала в ладоши и кричала, чтобы девушки бегали по светлице и переходами дворца наперегонки и плясали, пока не упадут без сил, а порою, когда наскучивала ей пляска, она топала ногою и била девушек, и плакала... Но после редких посещений царя царица бывала добра и милостива и каждый раз оделяла девушек подарками.
Девушки перешептывались. Самая смелая из них, Дуня, подошла к царице и бойко спросила:
- О чем запечалилась, государыня царица? Не гляди долго на снег: глазки натрудишь.
Мария обернулась к ней и посмотрела на нее широко раскрытыми, полными безнадежной тоски глазами, посмотрела и усмехнулась:
- А к чему мне глазки мои, Дуня?
Дуня хотела что-то возразить, но вдруг обернулась на топот ног. Вошла Блохина и сказала радостно:
- Изволь скорее одеваться, государыня царица: от государя-батюшки засылка; сейчас и сам жалует.
Мария вскочила с легкостью маленькой девочки. Глаза ее сияли; губы улыбались.
- Скорее, - шептала она, задыхаясь, - скорее, девушки... Наряд большой... Сам государь жалует... Слышите?
Прекрасна, как никогда, была в большом наряде царица Мария. Низко на лицо спускались жемчужные поднизи ее короны, и сияли в той короне алмазы при свете свечей, как крупные слезы или роса весенняя. Но еще ярче сияли ее очи. Улыбались алые губы радостно прежней детской улыбкой, и руки, сложенные на груди, все в перстнях, дрожали от волнения, и колыхалась грудь под золотою парчой вышитого жемчугом и камнями летника. Длинные, богато расшитые рукава спускались до земли.
И так была хороша она, что залюбовался ею вошедший в светлицу царь.
- Подите все, - сказал он ласково и, подойдя к жене, сердечно обнял ее.
Она молчала.
- Здорова? - спросил царь отрывисто.
- Здорова, государь.
- А мне сдается, что ты скучала...
Он засмеялся.
- Как не скучать по тебе, государь?.. Придешь ты, ровно солнышко осветит...
Ему показался красивым этот звонкий, немного гортанный голос. Он поиграл поднизями ее короны и прошептал:
- Хороша... что говорить, хороша... И румянец алый. Сядь, ну, сядь да слушай. Молчи. Много слов плодить тебе не для чего. Слушай, какую я речь с тобою поведу.
Он помолчал, чертя посохом по зеленым шашкам пола.
- Ты брата покойного любила, Мария?
Сердце ее сильнее забилось. Неужели ж он рассердился на нее за то, что она была ласкова с Ульяной.
