В войну он как-то проходил парашютную подготовку, позорно закончившуюся сломанной ногой после первого же прыжка, однако не было в его жизни чувства чище и выше, чем в ту минуту свободы, когда он очнулся от шока падения. Всего четверть минуты назад он присел у открытого люка в полу самолета, среди полумрака и оглушающего рева, перетянутый ремнями, окруженный сочувствующими новичками. Потом распоряжавшийся офицер дал знак, он канул невидяще в ночь и обрел себя в спокойном, залитом солнцем небе, легко удерживаемый стропами, только что такими неудобными, абсолютно отдельный от всего. Вокруг на своих парашютах раскачивались фигуры; на земле инструктор выкрикивал в рупор наставления; а мистер Пинфолд чувствовал себя выключенным из человеческих контактов, единственным обитателем только его одного принявшего восхитительного мира. Восторг длился недолго. Он как-то вдруг осознал, что не парит, а падает; навстречу летела земля; через несколько секунд он бездыханный лежал на траве, опутанный стропами, обруганный, отбивший себе бока и с острой болью в голени. Но в то мгновение своего одиночества прозаический, земной мистер Пинфолд был заодно с курильщиками опиума, карибантами [17] и калифорнийскими гуру, он с черного хода приобщился мистицизма. И едва ли меньший экстаз он пережил по дороге в Каир.
Недавние беспорядки изуродовали и выпотрошили Каир. Он был наводнен филателистами, съехавшимися на распродажу королевской коллекции. Мистер Пинфолд намучился, выбивая себе номер в гостинице. Мердок достал ему номер. Он намучился с билетами на самолет, и тут Мердок помог ему. Только на второй день к вечеру консьержка вручила мистеру Пинфолду все требующиеся документы, в том числе медицинское свидетельство и заявление под присягой, что он христианин, необходимое для остановки в Аравии, и перед отъездом, это в полночь, Мердок пригласил, его отужинать с сослуживцами.
– Они будут в восторге. Они сейчас нечасто видят соотечественников. И честно говоря, мне самому будет веселее с попутчиком. Мне не очень нравится разъезжать тут в одиночку вечерами.
И они отправились ужинать в квартал с дорогими современными квартирами. Лифт не работал. Поднимаясь по лестнице, они миновали сидевшего на корточках в дверном проеме египетского солдата, тот жевал орехи, за спиной у него торчало ружье.
– Старуха-принцесса, – сказал Мердок, – под домашним арестом.
Хозяева встретили их радушно. Мистер Пинфолд огляделся. Гостиная была заставлена немыми свидетельствами долгого пребывания на Востоке. На каминной доске стояла в рамке фотография пэра в коронационном костюме. Мистер Пинфолд вгляделся.
