— Иес, с„„! — кивнул я.
— Удачная покупка! — сказал капитан, легонько хлопнув меня по плечу.
Вскоре шлюпка приблизилась к такому огромному деревянному сооружению, которого я никогда раньше и не видел.
— Это корабль, — сказал капитан. — Зис из э шип.
Корабль был такой огромный, что наша «боут» смотрелась рядом с ним, как щепка рядом с корытом. А мы, люди в этой шлюпке, были похожи на больших муравьев, ползающих по щепке…
— Хау ду ю ду! — быстро крикнули сверху. Капитан что-то крикнул, и оттуда, сверху, свалились веревки с крюками. Молодцы убрали свои лопаты и зацепили крюки за железные кольца на обоих концах лодки. Послышался скрип, веревки натянулись и поползли вверх, а вместе с ними и наша лодка. Мы повисли над морем, между днищем лодки и водой было больше моего роста высоты.
— Не трусь, — сказал капитан.
— Иес, с„„! — сказал я, хотя и правда здорово трусил.
Лодку подняли высоко-высоко. Корабль был как дом. Окна были открыты, и в них виднелись какие-то черные и желтые металлические бревна, приделанные к здоровенным деревянным тележкам с маленькими колесами. В бревнах чернели глубокие дыры, в которые я запросто мог просунуть обе руки. Эти штуковины чем-то меня сразу напугали.
— Что это, сеньор? — спросил я капитана.
— Это пушки, — сказал он. — Очень большие ружья, чтобы стрелять в корабли.
— Они не выстрелят? — спросил я.
— Нет, — усмехнулся О'Брайен, — сами они не стреляют.
Я подумал, что если ружье сеньора Альвареса, из которого он стрелял птиц, так громко стреляет, то как же должны бахать эти штуки, которые раз в десять больше.
Корабль был сколочен из досок и бревен, промазан смолой, покрашен в зеленый и белый цвета, а кое-где даже позолочен. Тут было столько разных штуковин, что у меня рябило в глазах. Повсюду торчали какие-то крюки, веревки, скобы. Веревок было столько, и они были так переплетены, что мне казалось, их соткал какой-то паук размером с человека. А огромнейшие кресты из бревен и шестов, стоявшие на корабле, были выше самых высоких пальм и даже колокольни. Они упирались в самое небо, и какие-то большие белые птицы носились между ними, среди опутывавших их натянутых и обвисших веревок, садились на перекладины, поверх привязанных к перекладинам огромных, в нескольких местах подвязанных полотнищ из какой-то грубой ткани.
Лодку подняли к самому краю корабля, и англичане стали по большому длинному бревну ловко перебегать на сам корабль. Капитан взял меня под мышки и перетащил тоже. Он поставил меня на дощатый пол, отряхнул и, взявши за руку, повел куда-то. Дойдя до какого-то домика, построенного на корабле, мы стали спускаться вниз по лестнице, настолько крутой, что, если бы капитан не держал меня за руку, я бы давно свалился. Потом мы шли какими-то коридорами и переходами. Там было так темно и страшно, что я испугался и хотел заплакать. Но как раз в это время капитан подошел к двери, несколько раз стукнул в нее согнутыми пальцами. Оттуда отозвался нежный женский голос. Он был даже красивей, чем у дочери нашего хозяина доньи Маргариты:
