- Господин, пожалейте несчастного нищего!
Устыдившись неадекватной реакции, я спрятал в карман уже готовый выпалить пробочник и облегченно вздохнул: на тротуаре, под стенкой, прикрепленный к ней заржавевшей проволокой, сидел разрушенный временем, дождями и солнцем, почерневший и проеденный жучками муляж старого нищего.
- Подайте что-нибудь, подайте от щедрот своих!..
Я переложил хлеб и консервы в другую руку и весь остаток своей добычи легонько опустил на колени нищего. В этом не было ничего сложного, тем более, что этот идиотский мешок мне только мешал. Теперь следовало удирать от благодарственной частью литании попрошайки - в звуковом плане более разнообразной и многословной, чем часть вымаливающая.
Нигде в округе не было видно никакого спокойного местечка, где можно было бы сесть и перекусить. Правда, этот район был мне неплохо знаком, но теперь я глядел на все совершенно другими глазами.
После рейда на такси и пешей прогулки через замусоренные дворы я очутился к северу от неподдельного фрагмента Центра - на территории, еще покрытой декорациями, но поблизости от района, застроеного настоящими домами. Акцентируемый с утра понедельника раздел на настоящие и фальшивые элементы в окружающей меня новой действительности вовсе не совпадал с известным уже давно делением на фрагменты красивые и безобразные всего городского агломерата, так как декорации могли изображать собою как образы исключительнейшей роскоши, так и крайней нищеты.
С богатством я встречался в центре Кройвена, том его районе, что располагался над берегом озера Вота Нуфо, и относительно мимолетно - в Альва Паз, с другой стороны озера, когда ездил туда вроде бы и бесцельно, но по-настоящему лишь затем, чтобы поглазеть на счастливчиков, которым улыбнулась фортуна.
Здесь - районе совсем не периферийном - куда я сбежал после нахального нападения на едва сводящую концы с концами продовольственную лавчонку, бедность бросалась в глаза еще сильнее, чем в населенном чернокожими Ривазоле. Тротуары заполняла непрерывная толпа пешеходов, но под стенками разваливающихся бараков, на маленьких площадках и в придорожных канавах повсюду, где только находилось свободное местечко среди груд отбросов и мусора, кочевали (под голым небом) орды ободраных и грязных манекенов.
Ловко, будто обезьянки, куколки детворы с визгом катились под изображавшие уличное движение развалины автомобилей, обрывали друг другу уши, ломали пластмассовые ножки или сдирали носы в беззаботных играх под сенью уличных пальм. Местечки получше, в нишах между декорациями и заваленных сараях, оккупировали семьи бедняков, изображающих какие-то скромные занятия. Одни эрзац-люди занимались здесь производством паршивых поделок, другие - мелкой торговлишкой. Вся оставшаяся пластиковая нищета и босота жировала на кучах псевдо-отбросов или же нахально лентяйничала на панелях, чаще всего, валяясь на спине.
