- После того со мной случилось несколько приключений, - продолжал я, а днем меня сделали шофером одного выдающегося ученого.
- И поэтому все это время не давал о себе знать?
Я отложил сигарету в сторону и прижался лицом к ее щеке. Когда же она медленно повернулась ко мне, когда я почувствовал прикосновение ее губ к своим, у меня неожиданно родилось решение уйти от этой лжи.
Мы поехали на Сороковую Улицу и пообедали в одном из настоящих ресторанчиков. Целых два часа я рассказывал Линде историю своего пребывания на съемочном плане. Но, чтобы она могла понять, за чем я гонялся по городу вот уже четыре дня, какую тайну желал расшифровать, пусть даже и рискуя жизнью, и почему с помощью афиш был начат розыск моей персоны, вначале мне пришлось ввести ее в необычную атмосферу гигантской сцены, то есть, мне следовало ее убедить, что, она, подобно всем другим, с самого детства носит в себе фальшивый образ мира, не замечая в нем многоэтажных лесов декоративных планов, чтобы после этого перейти к описанию актеров, статистов и громадных декораций.
Линда позволила мне уговаривать себя и даже принимала все мои аргументы с неподдельным сочувствием. Но мне пришлось разговаривать с ней так, будто она с самого рождения была слепой. Поэтому, практически все время - как и Блеклый Джек на берегу Вота Нуфо - я обращался к притчам, сравнениям и метафорам, чтобы пробить разделяющий нас барьер непонимания. Эти тщательно подбираемые сравнения, что подтверждают примеры, взятые из древнейшей истории, давали единственную возможность сообщить кому-либо о приблизительной картине невидимой для обучающегося стороны мира.
А в самом конце этой теоретической муки, в самый неожиданный момент, когда мне уже казалось, что я почти что достиг своей цели - Линда внезапно расплакалась. Она закрыла лицо руками и в ответ на всю мою длиннючую лекцию изменившимся от рыданий голосом прошептала всего лишь несколько слов:
- Карлос, - сглотнула она слюну, - я тебе верю. Разве я сидела бы с тобой, сейчас, если бы тебя не любила?
"Верю". Я глядел вдаль, по ходу Сороковой Улицы, на макеты Уджиофорте, Стены и окна вокруг нас блестели в алых лучах закатного солнца. После двух часов напрасной болтовни меж нами осталось и продолжало звенеть в тишине одно только это слово: "верю". Я крутил его про себя во все стороны, не доверяя ему, как будто слышал нечто подобное впервые в жизни.
И вдруг - с трогательным волнением, заставившим меня закрыть глаза до меня дошло, что это я слеп. Верю! Вместе с этим простым словом она даввала мне все: любовь, надежду и смысл существования! А я, идиот, еще требовал от нее понимания и пытался выдавить нечто, которое здесь, на съемочной площадке - в мире иллюзий и скомканных мнимых ценностей - никогда никакого значения не имело.
