Самолет нес экипаж из трех человек, отличался весьма крупными размерами. На нем были установлены два мощных мотора и стрелково-пушечное вооружение.
На испытательный аэродром его доставил тот самый летчик, который некогда выпал из планера.
Так как Стефановский уже имел к тому времени солидный "бесхвостный" стаж, то испытания "трапеции" поручили ему. Заводской летчик ознакомил своего коллегу с устройством "трапеции", и Стефановский, глянув в ее сторону, напоследок спросил:
-- Каверз не устраивает?
-- Что вы! -- обиженно ответил заводской летчик. -- Лучше многих машин летает. Прекрасно летает!
Едва оторвавшись от земли, Стефановский убедился в том, что у них с заводским летчиком разные понятия о прекрасном. Самолет-трапеция при первом же порыве ветра завалился в левый вираж и, несмотря на отданные до отказа в обратную сторону рули, самопроизвольно продолжал кружить, одновременно ныряя носом то вверх, то вниз, подобно утлой лодчонке в штормовую погоду. Потеряв надежду выйти нормальным путем из бесконечного виража, летчик с трудом произвел посадку с тридцатиградусным креном. После нескольких неуклюжих скачков, во время которых, как говорят, "Москва видна", самолет остановился.
Осмотрев его, летчик был очень удивлен тем, что "трапеция" уцелела после таких прыжков.
-- Ну, друг милый, -- сказал он заводскому летчику, -- пережил я в этом полете много, а понял очень мало. Ты бы хоть научил, как на нем летать надо!
-- Что ж, можно! -- ответил тот. -- Поставим второе управление в штурманскую кабину и полетим.
Когда они поднялись вдвоем, Стефановский сделал интересное открытие. Его заводской товарищ настолько привык к странному поведению "трапеции", что выработал свой очень сложный и непрактичный способ управления ею.
Это еще больше подчеркивало плохие свойства самолета, которые в конце концов сняли с испытаний, к великому огорчению заводского летчика. Последний продолжал еще долго одиноко летать на "трапеции" и, кажется, поставил на ней рекорд по числу сделанных "козлов".
Полгода спустя Стефановского как-то пригласили познакомиться с новой бесхвосткой. Машина, которую он увидел, прилетев на Центральный аэродром, походила на стрелку -- на удлиненный равнобедренный треугольник. В вершине помещался мотор Рено ("ни тпру, ни но", как его в шутку называли летчики). По бокам находились стойки шасси, а посредине основания -- костыль.
Шесть летчиков поочередно опробовали машину. Она бегала по земле, отрываясь на два-три метра, и снова садилась. Никто пока не рисковал подняться выше. Мнения по поводу ее качества расходились: одни говорили, что на ней можно летать, другие -- что нельзя. Стефановский, сделав несколько подлетов, присоединился к последним.
