Без единой мысли поплелся он к дому, который у черного котлована казался уродливым и убогим. За открытой дверью сарая виднелись штабеля мешочков с монетами, но Олаф скользнул по ним равнодушным взглядом. Он вдруг почувствовал раскаленный гвоздик у самого сердца и боль в обожженных руках. И - ласковую прохладу озера, его озера.
Большой город, о котором он еще вчера так исступленно мечтал, вдруг стал ему ненавистен. Во всем этом жестоком мире у него не было ни единого друга, ни одной родной души, только озеро, где он мог быть счастливым. И вот он продал свое озеро. Олаф прислушался к неровному биению своего сердца и вдруг почувствовал, как по щеке скатилась капля горячей влаги. Слепое бешенство охватило его.
- Проклятые, они отняли у меня жизнь! - закричал он и, не помня себя от отчаяния, схватил топор. Страшный удар обрушился на разноцветные лампочки тихо гудящего синтезатора. Раздался взрыв, взметнулось синее пламя. Олафа отбросила горячая волна. Умирающая машина неведомо как включила уцелевшие блоки памяти, и в наступившей тишине земной голос стал читать земные стихи:
А на самом дне
Мое сердце лежит,
Бьется - и озеро
Мерцает и дрожит...
Олаф их уже не слышал. Он лежал на спине, и его открытые глаза были устремлены в небо, которое в этот день было на редкость безоблачным.
