Невозмутимость ультраортодоксальной брайтонской общины надолго оставила горький привкус. Годами я молча наблюдал за людьми и обычаями, которые были и моими тоже; не раз задавался вопросом, хочу ли я вообще быть частью мира, который сужу так сурово. Но я и представить не мог, что мне придется пережить то, что я пережил, столкнуться со слезами Карми, с порезами на окровавленной руке, со слепой яростью его отца и тупостью моего, с бессилием мамы и растерянностью общины.
Я больше не желал иметь с ними ничего общего.
Но я не обрывал истончившейся нити и принимал ежемесячную поддержку от мамы, которая – наверняка в тайне от отца – хотела напомнить о своем существовании и о том, что она меня любит.
А я? Я‐то ее любил?
Я достал чистый стакан, подошел к лампе на прикроватном столике и тщательно, каплю за каплей, отмерил снотворное. Семь, восемь, девять – считал я. Дошел до десяти и поставил его обратно. Растянулся на кровати и попросил Бога даровать мне сон без сновидений. Но приснилась мама: в первый учебный день она за руку вела меня в колледж Баруха, а потом ждала, пока я, остановившись на 37‐й улице, заказывал некошерный хот-дог в палатке; когда я обернулся к ней, она испарилась, а вместо нее за руку меня взял мистер Тауб и принялся упрекать в том, что я источник всех его несчастий – смерти жены и исчезновения Карми. Я проснулся через несколько часов, весь в поту. Снотворное помогло мне уснуть, но забросило в самую гущу кошмаров.
У меня было пять часов на то, чтобы найти для Сидни локацию и сообщить адрес остальным участникам съемки. Со слипающимися глазами я запрыгнул в первый же поезд в сторону центра, а потом на другой, идущий в Бруклин. Пересек реку и снова оказался под мостом, между двумя Уильямсбургами, полный решимости встретиться лицом к лицу со своими страхами и довести дело до конца. Справа от меня лежал хипстерский район для всех, маленькая столица развлечений made in Brooklyn, слева – столица ультраортодоксальной Америки. Всего в нескольких шагах передо мной мужчина с большим плакатом, гласившим «Вернитесь к Иисусу», и черным микрофоном призывал прохожих одуматься, пока не поздно. Я долго смотрел на него, а потом прищурился и сделал снимок. Подошел поближе.
– Здравствуйте. Как вас зовут?
Мужчина перестал кричать в микрофон и заговорил, улыбаясь неестественно широко.
– Здравствуйте, молодой человек. Меня зовут Мартин. А вас?
– Эзра. Очень приятно, – ответил я и протянул ему руку, которую он принялся яростно трясти.
