Тетя Сьюзи тоже была не такой, как все. Она разительно отличалась от моей мамы и от всех известных мне женщин. Жила в крошечной съемной квартирке в Нонантаме, бедном районе Ньютона, населенном итальянцами. Несколько месяцев в году проводила в домике у моря, который достался им с мамой в наследство от бабушки с дедушкой.
Квартирка в Нонантаме была совсем простой, и тетя Сьюзи гордилась тем, насколько она выбивается из окружения. Она садилась в свой cеребристый фургончик, который, по ее мнению, был символом жизни одинокой женщины средних лет, и выезжала на шоссе. На Остин-стрит она парковалась и шла за покупками. Маршрут ее был настолько неизменен, что мне представлялся указатель с надписью «Если хотите следовать по тропе тети Сьюзи – поверните налево». Банк, аптека, зоомагазин, где она вслух рассуждала сама с собой, не завести ли ей кролика («Не буду. Как я потом в отпуск уеду?»). На пятнадцать минут тетя Сьюзи заходила в «Старбакс», где мне ничего было нельзя, потому что тамошние напитки родители не считали кошерными, и завершала маршрут обходом огромного супермаркета, у которого была припаркована ее машина. Прежде чем снова сесть в нее вслед за тетей Сьюзи, я останавливался поглядеть на несущиеся по шоссе автомобили, мечтая, что однажды тоже буду держать руль и самостоятельно решать, куда ехать.
Тетя Сьюзи гордилась, что принадлежит к скромному ньютонскому обществу, но ее родство с пролетариатом вызывало большие вопросы, стоило пройтись с ней за покупками. В молодости она мечтала стать актрисой. В театральной труппе колледжа ее очень ценили, и она решила уехать из Бостона, который считала «чрезвычайно, невероятно буржуазным и страшно серьезным». Она мечтала о Лос-Анджелесе, но родители воспротивились самым решительным образом – отказались ее обеспечивать. Тогда тетя Сьюзи отправилась искать успеха в Нью-Йорке и вернулась домой полгода спустя с полными карманами опыта, но не денег. Она вытащила из шкафа учебники по технике речи, которые выпросила у родителей еще в школе, но так до сих пор и не открыла, прочла их от корки до корки и целую зиму, разъезжая на родительской машине, слушала диск, на котором диктор произносил разные слова, а слушатели должны были их повторять. После этого тетя Сьюзи вернулась к учебе и выучилась на логопеда – им‐то она теперь и работала без особого удовольствия в маленьком кабинете у себя в городке.
Когда жизнь в Нонантаме ей наскучивала, она грузила все свои пожитки (то есть два чемодана и дорожную сумку) в багажник и отправлялась к океану. Домик на побережье принадлежал им с мамой в равных долях, но я был там всего дважды, и то потому, что меня отвезла тетя Сьюзи. Думаю, мама не хотела бывать там, где все напоминало о ее светском прошлом, и даже мысль о том, что она окажется рядом с сестрой или повезет меня на море, относилась к деяниям, способным вернуть ее обратно, к временам греха. Продай они этот домик, доставшихся каждой из сестер денег не хватило бы ни на дом в Брайтоне, ни тем более в Ньютоне, к тому же тетя Сьюзи была очень привязана к нему, так что я ни разу не слышал, чтобы кто‐то из них даже заговаривал о продаже. А вот мне бы те деньги пришлись весьма кстати, особенно теперь, когда я начинал думать о будущем.
