Вопрос в другом: что вдруг подвигло Германа усомниться в словах и действиях жены? Или кто там преподносил ему информацию относительно меня.
Я делаю глубокий вдох-выдох, отпускаю сомнения и не спеша начинаю с самого начала. Как мы переехали из другой страны, как заболела мама, как я оказалась в безвыходной ситуации. Подробно рассказываю о предложении подруги, о своих страхах, о том, как пришла к мысли, чтобы решиться на такой шаг.
– Заказчица искала по внешним данным? – неверяще переспрашивает Герман.
Я чувствую себя дурой. Потому как он явно не верит, а доказать мне нечем.
Про определенные критерии внешности мне говорила Кристи. Она утверждала, что для биологических родителей важны эти моменты. Сама же Александра вслух ничего подобного не озвучивала, хотя осматривала меня со всех сторон, как девицу на выданье.
– Я вообще не думала, что подойду для этой роли. У меня нет детей, а это главное требование для сурмамы, – бросаю в свою защиту.
Кравицкий задумчиво закусывает губу.
– Что было дальше? Продолжай, – сдержанно требует он.
Я рассказываю об условиях сделки, о том, как проходили первые месяцы беременности, и постепенно дохожу до самого главного.
Сейчас почему-то очень сложно говорить правду. В первые дни я готова была кричать о ней, бить в колокола, озвучивать каждую мелочь. А теперь, когда у меня появилась такая возможность, мне каждое слово дается с трудом. Особенно под его пытливым взглядом.
Кажется, что шаг влево, шаг вправо – и расстрел. Но я понимаю, что именно сейчас мне ни за что нельзя сдаваться.
– То есть новость о том, что родители отказываются от ребенка, ты узнала от врача?
– Да.
– И тебя ничего не смутило? Ты не попыталась выйти на заказчиков? Узнать почему? Что произошло?
– А как? – вырывается обиженно. – У меня не было ваших контактов. Только номер куратора и врача. Где вас искать? Мне даже не объяснили, что произошло! Посоветовали родить и сдать ребенка в детский дом.
– Кто?! – выстрелом гремит голос Кравицкого.
Так громко и неожиданно, что вся моя бравада разом слетает в мгновение. В одном-единственном слове звучит такая гамма эмоций, бушующих у него внутри, что становится не по себе. И очевидно, как божий день: Герман не врет.
Он действительно не принимал участия во всей этой афере с якобы отказом от ребенка и сейчас является таким же заложником положения, как и я.
Только, увы, меня этот факт вряд ли спасет.
– Алисия Алексеевна, – произношу как приговор. Еле слышно. – С ней была последняя встреча.
