– Привет! – выходит фальшиво. – Как твои дела? – Сынишка отворачивается, стесняясь незнакомого человека. – А у меня для тебя кое-что есть. Ты любишь игрушки? Машинки? Роботов? – перечисляет она, но первоначального контакта с сыном не находит.
Не знаю почему, но чувствам Германа по отношению к Илюше я верю, хоть он и не заявляет о них вслух. Я ощущаю их на каком-то интуитивном уровне.
А вот его жена явно не в одной лодке с ним. При всей показной любви ребенок ее раздражает. Как сейчас, когда она не получает от него нужного ответа и нервно сжимает пальцы в кулаки.
– А какие твои любимые мультики? – не сдается Александра.
– Я хосю кису! – обиженно выдает Илюша. – А она убезала, – кивает он в сторону дома, где скрылся хозяйский любимец.
Уж кого-кого, а котят сын просто обожает. Готов тискать их днями и ночами, дома плюшевые игрушки только коты, соседские пушистики, уже видя нас издалека, ищут убежище. Чувствую, что и за местным Марселем Илюша будет охотиться до победного.
– Кису? Ну, хороший мой, животные – это не игрушка. Они живые. Но у меня для тебя есть сюрприз. Хочешь увидеть? – протягивает ему руку, стараясь казаться дружелюбной.
Выходит плохо. Я на расстоянии ощущаю раздражение, исходящее от этой женщины. А Илюша и подавно шарахается от нее на два шага назад.
– Я с мамой, – громко произносит он и отрицательно трясет головой.
Александра морщится, как от зубной боли. Цыкает, прикрывая глаза, и все же заставляет себя посмотреть в мою сторону. Проходит оценочным взглядом с ног до головы.
– Я надеюсь, ты понимаешь, что далее этот спектакль играть нецелесообразно? Ничего сверх того, что тебе уже дали, ты здесь не получишь, – качает головой. – Кроме неприятностей, конечно. Их я тебе гарантирую.
Стискиваю зубы, стараясь не выдать своих эмоций. В том, что эти люди не просто угрожают, а умеют претворять в жизнь, я уже убедилась. И уверена: Александра припрятала в рукаве не один козырь против меня. Правда, какие и насколько опасные, мне остается только догадываться.
– Я сюда не рвалась, – стараюсь говорить спокойно. – Дайте нам с сыном возможность уйти, и обещаю: я никогда больше не потревожу вас.
– Оставь его и вали на все четыре стороны! – шипит хозяйка дома. – И вообще, не понимаю твоего упорства. Зачем тебе чужой ребенок? – делает она упор на последних словах. – Какая тебе от этого выгода?
Я смотрю ей в глаза и понимаю, что наш разговор напоминает общение слепого с глухим. Мы общаемся на принципиально разных языках. Вряд ли человек, видящий в родном чаде только выгоду, сможет понять, что такое материнская любовь.
