Первый случай произошел осенью, в октябре. Погиб работник, который обслуживал здание, где базировалось мое подразделение. Мужчина пилил дерево электрической цепной пилой, в какой-то момент инструмент отскочил и разрезал часть шеи вместе с сонной артерией. Мужчину обнаруживают случайно сотрудники, которые выходят в курилку. Он еще живой, хотя и потерял уже много крови. Тихо хрипит, повторяя одно слово – «помогите». В экстремальной ситуации время бежит быстрее – точнее, меняется наше восприятие окружающей действительности. В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что вот сейчас его снимут с дерева, приедет «скорая», зашьют рану – и через время мужчина выйдет на работу, снова все время рассказывать свои пошлые анекдоты и, возможно, будет показывать всем свой новый шрам на шее. Только все выходит по-другому.
Кстати, насчет того, как по учебникам учат с легкостью определять венозную и артериальную кровь: венозная кровь, обогащенная углекислым газом, – темная, а артериальная, наполненная кислородом, – ярко-алая. Это подразумевает особенности наложения жгута выше или ниже раны. Так вот, когда у тебя на руках погибает человек, то провести анализ оттенков цвета вытекающей крови достаточно проблематично. Мысли в голове совсем о другом. Поэтому если затрудняетесь с точностью определить вид кровотечения – смело накладывайте жгут прямо на рану – не ошибетесь, а медики потом разберутся.
Человек умирает буквально на руках. Он словно пытается расстегнуть воротник рубашки или ослабить галстук – характерное движение, когда человеку не хватает кислорода, – хотя никакого галстука на нем нет, а от воротника его одежды мало что осталось. Один из наших сотрудников, опытный психотерапевт Павел Анатольевич Долгов, ловко пережимает пальцами поврежденную сонную артерию пострадавшего, как-то найдя ее в рваной ране.
«Скорая» даже не отъезжает, и медики проводят реанимационные мероприятия на месте. Через какое-то время человек в белом халате тихо, на выдохе, произносит короткое слово «всё». Мужчина погибает, его лицо обретает какие-то угловатые черты и становится совершенно неузнаваемым. Мои мысли о том, что приедет «скорая», мужчине зашьют рану и через время он снова выйдет на работу, тоже обретают такие же угловатые черты и тоже погибают. Так погибают человек и мысли о его спасении.
Кто-то приносит коньяк, мы разливаем его каждому в чашку с кофе, но я не могу сделать ни одного глотка. Вроде подношу чашку к губам, но глоток сделать не могу – мешает какой-то ком в горле. Могу говорить, но глоток сделать не могу. Спазм.
