Поскольку эта процедура повторялась изо дня в день, я вскоре стала напоминать себе любвеобильного героя французского фарса, который только и занят тем, что открывает и закрывает разные двери, стремясь не допустить роковой встречи жены и потенциальной любовницы. Дошло до того, что при скрипе двери, ведущей в спальню, мне стали чудиться желчные взгляды Скарлетт и Вашти. «А мы всё знаем», — казалось, говорили они.
Скарлетт такой порядок вещей вполне устраивал. А вот с Вашти, которой едва исполнился год, все было сложнее. Кошечкой она была общительной, а общаться она больше всего любила с людьми и прежде всего со мной. Она не следовала за мной по пятам, как Гомер, однако до его появления в нашем доме переходила за мной из комнаты в комнату. Ночи она проводила, свернувшись калачиком у меня на подушке. Прошла всего неделя, как от этой самой подушки ее отлучили, и Вашти заметно помрачнела.
Зато Скарлетт у нас слыла кошкой независимой. Уже в два года она давала основания нелюбителям кошек всех мастей усматривать в ней даже некоторую надменность, которая граничила с чопорной нелюдимостью, если не сказать брезгливостью, свойственной не просто «сливкам», а «взбитым сливкам» общества. Видели бы вы, что происходило, когда кто-то норовил ее погладить, приласкать или иначе покуситься на ее личное пространство. По этой причине у Скарлетт возникали серьезные нелады в такой сфере, как «связи с общественностью». Даже моя близкая подруга по колледжу Андреа, жившая в Калифорнии в компании двух своих кошек, обозвала Скарлетт «несносной».
Вставая на защиту Скарлетт, я ловила себя на том, что своей аргументацией чрезвычайно напоминаю безропотную подругу провинившегося бойфренда, которая пытается оправдать его в чужих глазах. «Ты ее просто не знаешь! Когда мы вдвоем, она такая милая и ласковая!» И ведь правда: Скарлетт и впрямь была не прочь проявить чувства наедине. Она могла потереться о тебя спинкой и немного помурчать. Духовной близости способствовали такие занятия, как «догони бумажный шарик» или даже заурядные прятки, но при условии, что мы играем один на один. Помимо меня к совместным играм допускалась и Вашти. Однако и ее Скарлетт приучила к тому, что играть они будут избирательно, когда сама Скарлетт к этому расположена. Во всем остальном кошка предпочитала уединение. Вынужденное затворничество, когда дом переходил в распоряжение Гомера, печалило ее не в плане ущемления свобод. Оно оскорбляло ее достоинство — как будто там, за стеной, я презрела ее общество и якшаюсь со всяким сбродом.
