Как только мы из Вязьмы вернулись на Московское шоссе, нас остановил военный патруль. Теперь нас проверяли каждые пять километров. Мы благополучно добрались до Можайской дороги. Я вспомнил, что под этим городом когда-то проходила знаменитая Бородинская битва; в какой-то книге я видел даже изображение памятника в честь этой битвы. Где же состоится решающее сражение между Гитлером и Красной Армией, которое определит судьбу войны? Ни один человек на нашей планете не мог тогда этого сказать…
Машина стала выходить из строя, мотор чихал. Дорога от шоссе до Можайска была на удивление плохой — рытвина на рытвине. Хорошо, что давно не было дождя и земля высохла, а то бы сразу застряли. Несколько раз шофер копался в моторе, но машина снова чихала, останавливалась, и мы с великим трудом добрались до Можайска и затормозили у каменного здания местного комитета партии.
Секретарь был занят. Только через добрый час он принял нас в солнечном кабинете. Узнав, кто мы и что мы голодны (в Вязьме мы не успели позавтракать), сам через весь городок повел нас в столовую. Секретарь был молодой, симпатичный, но очень озабоченный и, как и другие ответственные работники, встреченные нами, невыспавшийся. Когда я начал рассказывать, что мы испытали по пути от Вильнюса, он негромко сказал:
— Не надо вызывать панику… Люди сейчас так встревожены…
Мы продолжали разговаривать шепотом, хотя рядом никого и не было — каждый шел, не обращая на нас внимания. Слышались жалобы, что в городе не достать хлеба, что куда-то не идут автобусы, что люди ждут их уже который час…
И тут мы увидели необычную картину. Через площадь городка (Можайск скорее не город, а городок — здесь тоже большей частью дома деревянные) два красноармейца, выставив винтовки, куда-то ведут… немца! Да, самого что ни на есть немца, в зеленой солдатской форме, простоволосого, бледного, нахально глядящего холодными стальными глазами вперед. Весь вид солдата, кажется, так и говорил: «Можете делать со мной что хотите, но армию Гитлера вам не остановить… Сами видите, мы уже почти в Москве…»
В Можайске в этот час, чуть ли не на пятый день войны, увидеть немца в полной форме — было невероятно. Немного позднее мы узнали, что где-то в окрестностях Можайска был сброшен немецкий десант. Можайск тогда находился в глубоком тылу, и, видно, гитлеровское руководство добивалось прежде всего психологического эффекта: немецкие солдаты в боевой форме, появившиеся чуть ли не в пригородах Москвы (отсюда до столицы километров сто, не больше), должны были вызвать панику. Не знаю, какой была судьба других десантников. Полагаю, что паники они не вызвали, погибли или укрылись в лесах, где тоже вряд ли долго продержались. Так или иначе, это был первый немец, которого я видел в эту войну… Лет одиннадцать или двенадцать до этого, по пути в Альпы, в Баварии, на железнодорожном полустанке, я видел первого нациста — кривоногого, лысого. Тогда он показывал нам свастику, на всякий случай спрятанную под лацканом пиджака, и объяснял, кто он такой, — настанет время, и его единомышленники-де перебьют евреев и «поставят на место» Францию… Без сомнения, ни ему, ни нам тогда не приходило в голову, что́ может случиться через десять с лишним лет. Гитлеровец в Можайске вызывал сотни мыслей, вопросов, переворачивал вверх ногами все наше понимание войны, военной психологии…
