– Пацан! – лягает его Лела. – Ну расскажи, где вы были?
Ираклий, поморщившись, растягивается на спине, словно готовится рассказывать, но произносит только «ой, мамочки» и протяжно стонет.
– Э-э, пацан! Ты язык случайно не выблевал? – Лела нашаривает пяткой лицо Ираклия.
– Отстань, – хрипит Ираклий.
– Где вы были, спрашиваю? – не унимается Лела.
– Ну, мы смотрели кое-что…
– В ресторан ходили?
– Ага.
– И что вы ели?
Ираклий и рад бы ответить, но не может:
– Ой, только не напоминай про еду… Прошу тебя.
– Ладно, тогда расскажи, что вы смотрели.
– Показали им Тбилиси, а потом поехали в Мцхету.
– Это далеко?
– Да.
– А потом? Расскажи еще, – просит Лела. – Ты говорил по-английски?
– Да, я отвечал «окей» и «ноу».
Они опять замолкают.
– Когда мы приехали в Мцхету, там была церковь и священники. Мы зашли… А до того мы памятники смотрели, там мужчина сидел на коне и держал меч.
– Скульптура?
– Да, на большущем коне сидел, я заглянул снизу, увидел яйца.
– У мужика или у коня? – смеется Лела.
– У коня.
– А хер?
– Не знаю, – отвечает Ираклий.
– Как выглядит Мцхета?
– Хорошо.
– Сколько хинкали ты съел?
– А-а, пожалуйста. Меня тошнит…
– Ладно, – говорит Лела, достает из кармана пачку сигарет, вынимает одну. – И что американцы?
– Не знаю. Ничего.
Лела встает, выходит на улицу покурить. Когда возвращается, Ираклий уже спит. Лела ложится у него в ногах и тоже засыпает.
Ирма, новая Венерина невестка, соседей явно разочаровала: она и улыбаться так не умеет, как первая, и задом не вертит, – словом, в отличие от Мананы, ничуть не похожа на женщину с бурным прошлым. Наверное, в жизни Ирмы с трудом нашлось бы что-то предосудительное или достойное порицания, и от этой ее порядочности даже делается досадно – ни посплетничать, ни осудить.
Годердзи доволен. Лицо у него покраснело и опухло, наверное потому что он слишком тщательно выбрился, так что даже кажется, будто щетина у него вовсе и не растет.
Тамада на этот раз непонятно с чьей стороны. Это тщедушный коротышка, который за долгую жизнь привык к насмешкам над своей внешностью. Во время застолья он вставляет в речь шуточки вроде: «Встаньте, парни, а то, если я встану, никто не заметит». Два гостя медвежьей наружности реагируют на это искренним смехом, и среди гостей этот маленький человечек с большим рогом для вина, большим носом и гнусавым голосом заслуживает искреннее расположение.
На торжестве вновь присутствует кузен Годердзи, у которого на ремне, как и прежде, висит наган. Вид у кузена унылый. Можно сказать, что все общество на свадьбе слегка хандрит, всем словно бы не хватает Мананы, которая хоть и не пара мужчине вроде Годердзи, но зато свадьба таких неподходящих друг другу людей – зрелище неповторимое.
