– Я не разрешила их снимать, чтобы не давать ложных надежд, американцы хотят ребенка максимум шести лет, и ты сама понимаешь, Стелла там никому не нужна, но давай все-таки сфотографируем, отправим.
Цицо и Лела идут к Мадонне и детям, Цицо объясняет, понизив голос:
– Все дело в документах. Если родители имеются, такого ребенка я отпустить не могу, вдруг они объявятся, не садиться же мне в тюрьму? Снимем беспризорных, пожалуйста, их можем отправить.
Цицо, как обещала, предлагает Мадонне снять и других детей, и Мадонна без лишних слов соглашается: какая разница, кого фотографировать?
Остальные дети, сказать по правде, не такие вымытые и чисто одетые, как Пако, Лаша и Джильда, однако же с не меньшей радостью позируют у стенки, следуя указаниям Дали и Мадонны. Фотографируют почти всех детей, кому еще нет десяти и у кого родители умерли или пропали навсегда. Стелла бежит к фонтанчику, мочит руку, приглаживает растрепанные волосы, возвращается к стенке и с улыбкой застывает перед камерой.
– А где Ираклий? – Цицо оглядывает детей. Ираклия не видно.
Лела не верит своим ушам: неужели ей послышалось? Может, Цицо что-то напутала? Но нет, видимо, судьба Ираклия тоже решена, и укатившая в Грецию мамаша махнула на него рукой. Лела на миг застывает, опустошенная, точно это ее обманули, потом, опомнясь, задумчивая и хмурая, медленно направляется к спальному корпусу, чтобы найти Ираклия и сказать ему правду. Она жалеет, что еще хуже не выругала по телефону мать Ираклия. Теперь ей хочется лишь одного: отыскать Ираклия и выпалить ему в лицо, мол, твоя гребаная мамаша бросила тебя, а ты и понятия не имеешь.
Лела заглядывает в туалет первого этажа, потом поднимается выше и в одной из комнат находит Ираклия. Он не плачет. Лежит на спине на кровати, закрыв лицо локтем. Увидев его таким, Лела тут же решает ничего не говорить ему о матери.
– Пойдем, братец, тебя Цицо зовет, тебя тоже сфоткают. Как знать, вдруг тебе судьба улыбнется.
– Не хочу, – говорит Ираклий, не глядя на Лелу.
– Что с тобой?
– Голова болит, – отвечает он и отворачивается к стене.
Лела хватает Ираклия за локоть, отнимает от лица, щекочет.
– Да хватит тебе, пойдем, развлечешься, тебя же взаправду не увезут в Америку, им нужны маленькие… Кому нужны взрослые ослы вроде тебя, вставай, пошли отсюда!
Ираклий ничего не отвечает.
– Ты потому такой, что я обругала твою маму?
Ираклий закрывает глаза и плотнее прижимается к стенке.
– Ты боишься, что она обидится и больше не приедет? – спрашивает Лела и, помолчав, продолжает: – Ладно, не бойся… Позвоним, скажешь ей, одна сумасшедшая тут привязалась ко мне. Делать ей нечего, вот и ругается на всех.
