- Ладно, сидите, - говорит она и на цыпочках уходит к своим вешалкам.
В приемной тихо. Не долетает сюда шум с улицы. Тут не слышно, что делается на верхних этажах. Ночь. Глухая, поздняя ночь.
В двери стучатся. Оля бежит отворять.
Той, что пришла, должно быть, лет тридцать. Ее провожает чужая женщина. Она называет свою подопечную Алевтиной Ивановной.
Белье, - говорит Алевтина Ивановна. - Белье в корыте. Я замочила, а постирать не успела. Закиснет.
.. - Выстираем, выстираем, - говорит чужая женщина. - Вы только не беспокойтесь.
Алевтина Ивановна идет к той лестнице, по которой недавно шел доктор Гуревич, по которой три часа назад поднималась Саша.
- Подождите одежу, - просит она соседку. И закусывает губу. Дойдя до лестницы, опершись рукой на перила, она оглядывается, смотрит назад, и в глазах у нее боль, тоска, растерянность. Исподлобья глядит она на снег за оконными стеклами. - Белье! - повторяет она. - Не успела... - И, почти повиснув на тонкой Олиной руке, с трудом идет наверх.
- Есть, которые осуждают, - говорит соседка, - а я говорю: ну что ж? Они, конечно, не регистрированные. И, по правде сказать, мы только раза два его и видели. Он уже с полгода, пес такой, глаз не кажет. Эх, мужики, подлецы! - И вдруг, искоса взглянув на Андрея, спохватывается:
- Конечно, мужик - он разный. Ну, а этот - плохой мужичонка. Безответственный. Погулял и бросил.
- То есть как это бросил? - спрашивает Андрей.
- Обыкновенно. Как бросают? Походил, походил и бросил.
- А ребенок как же? - спрашивает Андрей.
- Да что ж ребенок? Главное - мать. А мать всегда при ребенке.
***
- Почему же главное - мать? - тупо спрашивает Андрей.
- А вот так, обыкновенно. Ты носил? Может, это ты рожаешь? Кричишь, стонешь? Может, это ты будешь кормить? Вот то-то. Ты, милок, на скамеечке прохлаждаешься, а она... Вот оно какое дело, милок.
Что верно, то верно. Он сидит тут на скамейке, а она наверху мучается.
- Олечка, милая, - говорит он девушке. - Александра Москвина. Вы только подойдите и скажите: "Он тут. Не уходит и не уйдет".
- А ну вас, не пойду, - отвечает Оля и скрывается за перегородкой.
Сидя внизу на скамейке, он крепко зажмуривается... Мысленно поднимается вверх по лестнице. На второй или нет - на третий этаж. Ему сказали: родилка на третьем. Он открывает дверь и говорит: "Саша".
Он говорит ей все то, чего не успел сказать. "Мне без тебя никак невозможно, - говорит он. - Я не могу без тебя. Не могу".
