Мои папенька и маменька развелись после рождения Мани. Мой брат и его странная жёнушка – умерли после рождения Мани. Даже если всё это с ней самой никак не связано, я точно знала, что дети – зло. Пусть не худшее на свете, но пока принёсшее мне одни проблемы. Смешно вспоминать это сейчас, когда у меня трое таких “Манек”, и сама “Манька” ушла, хлопнув дверью, потому что я, видите ли, вмешалась в её личную жизнь.
Не спрашивай… Расскажу когда-нибудь позже. У неё трудный период, а у меня он был тогда, в подворотне, когда я стояла напротив тебя и залипала.
– Чего пялишься? – спросил ты и расчесал пальцами волосы. Ты волновался – я знаю.
– Нельзя?
– Нет, смотри, – ты даже пожал плечами.
– Как великодушно, спасибо.
И я в два шага оказалась рядом. Стала смотреть прямо в твои глаза, чтобы смутить. Но ты не смутился. Я была уверена, что поцелуешь, прямо чувствовала, что ты этого страшно хотел. Мне было из-за этого дико смешно. Я – девчонка с афро-косами, с пирсингом-монро и камушком в пупке. У меня есть татухи, и я слушаю всякую странную иностранщину. А ты – мажор, у тебя иномарка, родители, наверняка, какие-то дико крутые перцы. Носишь костюм, зализанные волосы и айфон 3G.
– Насмотрелась? Можем идти?
Ты откинул голову назад, глядя на меня сверху вниз, и у меня сердце ушло в пятки. Всё тело сладко задрожало от этого твоего мудацкого жеста. Я бы даже дала тебе, пожалуй, пощёчину. Но случайно нажала в кармане на кнопку плеера, и заиграли «Evanescence». Рандомный выбор и такая группа… Я вообще-то не фанатка… наверное. Строго говоря, вкус у меня был ужасно странный и выровнялся только к двадцати пяти.
– Я ради тебя от наушников не избавлюсь, имей в виду.
Ты безразлично пожал плечами, и дальше мы шли, как прежде: я – в наушниках, ты – хромал следом. Чтобы тебе не приходилось торопиться, я шла медленно, пинала бутылки и пакеты, купалась в лунном свете, иногда подпевала или пританцовывала и, если видела твою улыбку, отворачивалась, чтобы молча таять. Если бы можно было идти вечно… я бы шла, клянусь. Только бы это длилось и длилось. Иногда я останавливалась на перекрёстках и оборачивалась, а ты, видя, что я жду, хромал нарочито сильнее, но при этом улыбался. От меня к тебе летели странные ни на что непохожие искры. Я не могла тебя терпеть и не хотела ничего о тебе знать. Ты – чужое, инородное, ненужное. Не хотела я знать, чем занимается твой папа, кем работает твоя мама и откуда у тебя эти часики на запястье. Не хотела слышать ни-че-го.Хотела идти по залитым лунным светом улицам, слушать «Rasmus» и чтобы ты, мой незнакомец по имени Марк, плёлся следом. Я была счастлива, что так круто одета, что сделала вчера новые косы, вместо уже отросших. Что накрасила бордовой помадой губы и купила монро в тон серьге в пупке.
