Глава 10. Мартовские тезисы
Пятьдесят лет тому назад мы, вслед за Добрым Другом, которого в ту далекую пору звали просто Артем, из погибших средних широт перебрались сюда, в этот город близ Северного полярного круга.
Хорошо помню то время, самое начало нашей новой жизни. В один из первых дней нашего пребывания здесь Артем собрал нас на городской площади и произнес впечатляющую речь. Тогда собралось, наверное, тысячи две или три человек — и те, кто приехал сюда вслед за нашим лидером, нашим будущим ДД, и горожане. Именно этот незабываемый день — 17 марта 2041 года (по старому летосчислению) — стал Днем Основания новой Цивилизации, и именно от него мы отсчитываем историю обновленного человечества. Этот первый день новейшей эры мы любовно называем ДОНЦ. Красиво, ничего не скажешь! Звучит, как колокольный звон, который я иногда слышал в юности: «ДОНЦ! ДОНЦ! ДОН-Н-Ц!». И сегодня, когда я слушаю оду Аны-а-1842, осталось всего полтора месяца до славного полувекового юбилея ДОНЦ.
В ту незабываемую, тяжкую и прекрасную пору Архангельск был обычным городом, задыхающимся под серым, задымленным от пожаров небом. И тогдашние его жители тоже казались серыми, испуганными, растерянными. Их можно понять — ведь в ту пору ни один человек на всей планете не мог знать, сколько он еще проживет в этой катастрофически изменившейся атмосфере горящей Земли, под этим сгустившимся всемирным смогом. Думали ли они, эти архангелогородцы, что пройдет всего лишь полвека, и их город станет величественным суперсовременным городом, носящим гордое имя Столицы мира?
Никогда, до конца своей жизни не забуду наше первое собрание на городской площади. Тогда Артем с громкоговорителем в руке поднялся на небольшую, наспех сколоченную из досок трибуну. Мы, его ближайшие соратники, его команда, его близкие, сплотившиеся вокруг нашего лидера еще во время московского сидения в метро, плечом к плечу стояли вокруг этой трибуны. В дальнейшем нас так и будут называть «близкие», то есть самые верные, самые преданные.
Я стоял около трибуны с блокнотом в руке, чтобы записывать его тезисы, и видел сотни глаз, с тревогой и надеждой устремленных на говорившего. Я чувствовал всей кожей, как напряженно слушают люди, как они боятся пропустить хоть слово. На площади стояла удивительная тишина — никакого гула толпы, никакого ропота, никаких выкриков! Еще бы — ведь речь фактически шла о жизни каждого, о самой возможности выжить.
