Записки бродячего врача | страница 94
Процесс старения имеет одно неоспоримое преимущество – с моим возрастом категория молодых женщин становится все шире и шире.
О реализме в искусстве: «Коллеги, вы в самом деле хотите, чтобы я еще раз увидел действительность, теперь уже за свои деньги?»
Ротонда на карибском курорте для совершения бракосочетаний. Туда ведет только одна довольно узкая дорожка, и со всех сторон – ров с водой, замаскированный под экзотический бассейн с лилиями и аллигаторами. Поздно, значит, поздно…
Память работает как центрифуга – она отжимает и выбрасывает пустые вечера, унылые уик-энды и бесцельно прожитые годы, и остается концентрат счастливого детства, кипучей молодости и плодотворной зрелости.
Число детей, зверей и гостей в доме достигло такого уровня, что для того, чтобы побыть наедине с женой, приходилось уезжать в мотель, снимать комнату на вечер и регистрироваться под чужим именем.
Саня (три с половиной года): «Когда я была большая, я любила папино пиво».
Бывают же причуды памяти…
Медицина – дело мутное. И только поэтому мне до сих пор платят зарплату, а не заменили меня на дрессированный арифмометр.
Я, наверно, происхожу не от обезьяны, как все приличные люди, а от белки.
Собираясь погулять по Нью-Йорку, поехать на два дня с палаткой на озеро, переехать на жительство в другую страну, я лихорадочно рассовываю деньги, документы (в бесчисленных копиях), батарейки, солонки, носовые платки по разным карманам, кошелькам, сумкам и чемоданам. На всякий пожарный, медицинский и геополитический случай.
И нахожу это все не тогда, когда надо (то, что на самом деле оказалось надо, я благополучно забыл дома), а лет через пять при ремонте жилища, переезде в очередную страну или при какой-нибудь еще катастрофе глобального масштаба.
Так вот, доктор, это следует лечить или пройдет само?
Впервые песнопения шакалов я услышал недалеко от ливанской границы и был совершенно уверен, что население ближайшей деревни оплакивает уход дорогого человека, но тут мимо меня в направлении от источника горестных звуков рысцой проскакали кибуцные коровы, до того мирно пасшиеся в негустых зарослях кустарникового дуба, и случившиеся рядом лесники открыли мне истину.
Я человек, ушибленный еврейским воспитанием, и, наверно, поэтому ребенок, прыгающий босиком по особо глубокой, холодной и грязной луже, а потом моющий в той же луже голову, не вызывает у меня никаких позывов употребить родительскую власть.