Например, военная дисциплина направлена на уничтожение индивидуальности и инициативы солдата и на увеличение его механической работоспособности; она превращает его в простое орудие, обладающее способностью слушать приказания и исполнять их. В солдате развиваются до высшего предела закономерность, долг, послушание, самоотречение и подчинение внешнему авторитету; и в результате всего этого в Англии, где существует лишь добровольная военная служба, обыкновенный солдат почитается менее, чем всякий другой полезный обществу работник. Полисмен, вольнонаемный служащий, принужденный в бесчисленных незначительных неожиданных случаях применять свое собственное суждение и действовать на свой страх, в сравнении с солдатом является любимым и почитаемым гражданином. Над римско-католическим крестьянином, который спрашивает совета не у своей совести, а у местного священника и совершенно подчиняется авторитету своей церкви, господствуют и управляют им или государственные чиновники и кардиналы, презирающие его суеверие, или же протестанты, которым, по крайней мере, позволено убеждать себя, что они дошли до своих религиозных воззрений путем применения личной критики.
Моральное развитие социального индивидуума, идущее от его подчинения и послушания, которые оберегают его от напряжения и ответственности и служат защитительным средством против панического страха и невоздержанности, и доходящее до укрепленного рассудком и самообладанием упрямства и самоутверждения, – это развитие так же ясно, как и физический рост, переходящий от детской колясочки и фартука няньки к той силе, которая дает возможность самостоятельно ходить, и от несовершеннолетия к зрелости мужа. Но для нетерпеливых умов (какими являемся, например, мы с Вами) совершенно бесполезно, заставлять людей ходить, раньше, чем они научатся стоять. Не имея высокого дара рассудка и самообладания, т. е. не имея сильного здравого человеческого смысла, ни один человек не должен отважиться отказаться от авторитета. Он может лишь предъявлять требования постепенного ослабления дисциплины, чтобы иметь столько свободы, сколько он признает для себя полезным и столько надзора сколько он считает для себя необходимым, чтобы остаться на верном пути.
Когда он идет слишком скоро, он очень скоро спрашивает себя беспомощно: «Что должен был я сделать»? и затем, побывав у врача, у адвоката, у знатока, у своего старого друга и у всех других шарлатанов за советом, он снова возвращается к закону, прося у него от всех них и от себя самого защиты. Закон может быть плох; но он по крайней мере, лишает человека ответственности в выборе, и, или накажет тех, кто будет над ним смеяться, доказывая глупость закона, или же, если для этого конституция слишком демократична, по крайней мере, гарантирует ему, что большинство будет на его стороне.
