Дело в том, что именно нашей свободной воли в любой «идеологии» маловато. Она есть, но на слишком поверхностном уровне. Не на том уровне, на котором наша воля управляет нашей жизнью. «Ибо я не что хочу, то и делаю, а что ненавижу, то и творю», — и это говорит апостол Павел (Послание к Римлянам 7,15). Мы можем хотеть, чтобы нашей жизнью управляло наше — действительно, предположим, имеющееся у нас, — стремление к Богу, но куда больше и куда чаще наша жизнь управляется совершенно иными нашими же стремлениями.
Бог может быть для нас «интереснее» всего. Но вокруг так много всего родного и близкого, что, может быть, нам менее «интересно», но зато более необходимо. Необходимость Бога мы только лишь сознаём, а необходимость многого другого — чувствуем непосредственно, особенно, когда рискуем это потерять. Но тогда стремление к чему будет направлять нашу жизнь?
Так мы можем навсегда остаться при своей «идеологической» вере и дожить до таких времен, когда в добрые минуты, доставая ее из дальних сундуков сознания, будем показывать ее внукам — как старую карту той страны, куда мы так и не попали. И не попадем никогда. Не исключено, что и внуки будут передавать эту диковинную карту из поколения в поколение, дорожа ею как семейной реликвией и памятью любимого прадедушки, — пока какая-нибудь катастрофа не уничтожит родовое гнездо, и все забудут, какие сокровища там хранились.
Катастрофы XX века разрушили почти все подобные родовые гнезда — Россию, Сербию, Болгарию, Румынию, Грецию, Грузию. Православная Церковь в этих странах постепенно подтачивалась изнутри, пока, наконец, не рухнул фасад. Когда осели облака пыли, о Православии помнили немногие, а те, кто помнили, воспринимали его уже как необходимый элемент «национальной идентичности», а не как веру с догматами и канонами. Истинные церкви уцелели только в подвалах — «катакомбах». Это те истинно-православные церкви, которые во всех этих и других странах составляют меньшинство, — верное святым отцам прошлого, но не имеющее общения с патриархами-отступниками настоящего.
Итак, христианство как «идеология» — необходимо, но недостаточно.
3.3. Христианство как свобода
Идеология недостаточна потому, что она — середина между свободой и несвободой, а отнюдь не полная свобода. Свобода в ней есть постольку, поскольку идеология свободно выбрана. Но свободно выбранным тут оказывается принуждение. Человек, например, стремится к чему-то одному, но он знает, что ему следует стремиться к другому, — и делает над собой усилие. Так работает идеология, и на этом основан любой процесс воспитания и обучения — не только детей, но и взрослых. Но так — путем насилия, хотя бы человек и подвергал ему себя добровольно, — нельзя сделаться Богом. Над Богом не может быть вообще никакого насилия, и сама мысль об этом абсурдна.
