— Всему есть мера, Малеева. — Главный встал из-за стола и начал нервно расхаживать по кабинету. — А тебя заносить стало, да так, что я твой бред расхлебывать еще черт знает сколько буду! Кому нужны твои далеко идущие выводы, скажи на милость! Ты репортер, ясно? Твое дело — излагать факты, а в остальном следаки разберутся. Не отбирай у них хлеб, сделай одолжение, — он скрестил руки на груди и отвесил поклон в сторону Василисы.
— Так, пойдем дальше, — не обращая внимания на истеричный тон главного, продолжила Василиса. — Про каких, интересно, режиссеров вы здесь толкуете? Что-то я не припоминаю, чтобы с кинематографом когда-нибудь связывалась.
— Не припоминают они, — пропищал главный и скорчил улыбку душевнобольного. — А кто это у нас звонил вчера Горчакову прямо на съемочную площадку. Пушкин? Кто говорил режиссеру, что это его имеет в виду великая бумагомарательница Василиса Малеева, когда публикует свои перлы про маньяков? — Петр Петрович перешел на бас и гневно сверкнул глазами: — Да я чуть сквозь землю от стыда не провалился, когда он мне позвонил и спросил, что за идиотка работает у меня в газете.
Услыхав подобное заявление от своего шефа, Василиса на некоторое время впала в состояние ступора. Затем, сглотнув появившийся внезапно комок в горле, она просипела:
— Горчаков? Вы хотите сказать, что вам звонил сам Горчаков?!
Петр Петрович злорадно оскалился:
— Что, Малеева, проняло?
Он подошел к своему столу и с размаху бухнулся в кресло, отчего оно стало медленно опускаться вниз. Очевидно, что-то случилось с механизмом. После нескольких безуспешных попыток приподнять сидение, шеф так и остался внизу. Учитывая, что роста он был, мягко выражаясь, небольшого, выглядело это весьма комично, и чтобы скрыть невольную улыбку, Василиса потерла переносицу.
Главный по-своему истолковал этот жест.
— Лажанулась ты, Василиса, по-крупному, — с ноткой сочувствия произнес он. — На твое счастье, вместо Горчакова трубку поднял его помощник. Естественно, он подобный бред режиссеру передавать не стал, а перезвонил сразу мне. А я, представь себе, тут ужом извивался, пытаясь хоть как-то объяснить всю твою бредятину. — Склонив голову набок, Петр Петрович презрительно добавил: — если хочешь разрулить эту ситуацию, то придумай какое-нибудь разумное объяснение своей выходке и извинись перед людьми.
— Чего-чего? — протянула Василиса.
— Оглохла что ли? Извинись, говорю, — стал повышать голос шеф. — А то, глядишь, в суд подадут, вот тогда попрыгаешь!
