— И?
Стайк потер руки, пытаясь их согреть. Ощущение было, словно трешься о жгучую крапиву.
— Залежник вызывает сильную лихорадку и слабость. И паралич. Я видел, как от него умирают. Просто…
— Что?
Шакал казался неуверенным.
— Он убивает за пару часов. Паралич должен был наступить через несколько минут после того, как тебя поцарапали.
— Значит, это не он, — проворчал Стайк.
Стайк не знал, в чем дело, но это походило на болезнь, которую он перенес в детстве, и воспоминания о том времени вернулись к нему вместе с болью.
Он вспомнил, как его охватила лихорадка и он почти два месяца провел в постели. Сознание то возвращалось, то ускользало, а бесконечная вереница докторов говорила отцу, что он умрет через несколько дней. Мать сидела у постели и тихонько напевала, а младшая сестра таскала ему конфеты и подсовывала под язык, чтобы не узнал отец. Ему казалось, он и теперь чувствует вкус и запах тех конфет — лимонный мед с ноткой имбиря, все более ощутимой по мере того, как конфета растворяется во рту. Как странно, что нечто столь приятное ассоциируется с такой ужасной болью.
Он вспомнил, как отец расхаживал по коридорам и громко спорил с матерью о том, что Стайка пора избавить от страданий. И вновь ощутил холодную яростную решимость не доставить отцу удовольствия от своей смерти. Он плохо помнил, как выздоровел. В один прекрасный день лихорадка отступила, и он снова смог ходить. С тех пор он даже ни разу не простужался.
Стайк плыл по воспоминаниям, лихорадка то усиливалась, то ослабевала. Течение времени ничего не значило, но в какой-то момент его затуманенный взгляд сосредоточился на Шакале.
— Ты работал в поле?
— Да.
— Откуда ты знаешь о ядах?
— Я… — Шакал замолчал, наклонив голову, чтобы посмотреть на Стайка. — Когда мне было десять лет, приют продал меня аптекарше в помощники.
— Тогда какой бездны ты собирал хлопок?
— Потому что хозяйка била меня палкой. Мне это не нравилось. Когда я ушел по какому-то поручению, с ней произошел несчастный случай.
Может, Стайка и лихорадило, но то, как Шакал произнес «несчастный случай», свидетельствовало о том, что происшествие вовсе не было случайным.
— Сколько тебе было лет?
— Двенадцать.
Стайк попытался что-то почувствовать: ужас, сочувствие, интерес. Энергии для эмоций не хватало.
— Я был примерно в том же возрасте, когда впервые убил человека, — проворчал он.
— Другого мальчика?
— Нет, детей я не убивал никогда. Даже самые худшие маленькие говнюки заслуживают шанс на взрослую жизнь. Это был взрослый мужчина.
