Академия гремела на всю Россию медицинскими успехами, именами и трудами известных профессоров, самоотверженностью и преданностью делу своих выпускников.
После Крымской кампании, драматической для России, воссияло имя бывшего профессора академии Николая Ивановича Пирогова, вынесшего с поля битвы вместе с тысячами спасенных русских солдат отечественную хирургию на мировое славное место. Из рядов слушателей академии складывалась знаменитая Пироговская школа врачей-хирургов. Менее внятным для публики было лабораторное колдование над веществом другого подвижника русской науки, многолетнего ученого-секретаря академии Николая Николаевича Зинина. Но когда по России и за ее пределами заработали анилинокрасочные фабрики, все восхищенно обернулись на фигуру облагодетельствующего мир соотечественника. Зининская школа химиков сияла созвездием таких имен, как Бутлеров, Менделеев, не последним в этом ряду был профессор академии, пытливый ученый и великий композитор Александр Порфирьевич Бородин… Сеченов, Боткин, Склифосовский — личности, педагоги, ученые, чудесные исцелители, патриоты, собиравшие под знамена науки талантливую молодежь из самых дальних уголков громадной империи.
Врата в академию издавна открывались для всех сословий. Успешно выдержав испытания, в нее принимались после окончания семи классов гимназии, семинарии и раввинских училищ. Правда, с 1877 года вдохновением чиновной мысли родилось правило, по которому «молодые люди еврейской веры» не принимались на ветеринарное и фармацевтическое отделения. Но справедливости ради нужно сказать, что правило не распространялось на медицинское отделение, и здесь процент слушателей иудейского вероисповедания достигал крупной цифры. Досадным и непонятным было отношение и к поступающим католикам, которые допускались в академию по особому распоряжению. В результате чиновного несоединения правил с живой практикой в академической сфере временами возникали острые ситуации. В пятидесятые годы на приемных экзаменах можно было отвечать (это в русской-то столице!) на русском, немецком, французском и польском языках (а языками этими владели не рязанцы, нижегородцы и кудымкарцы, а люди католической веры). Правила правилами, а когда собиралась Конференция Медико-хирургической академии, то русские профессора оказывались в умалительном меньшинстве. Это неизбежно привело к возникновению двух партий — условно «немецкой», как тогда она называлась, и «русской». Борьба между ними порой ожесточалась до крайности, вовлекая в нее студенческую массу, которая соединяла борьбу «русской партии» с передовым общественным движением, поскольку находила в ней профессоров-единомышленников и покровителей своих. Российское правительство традиционно склонялось больше доверять иноземным умам, чем домашним, русским. Через военное ведомство оно всемерно поддерживало «немецкую партию», в которой, наряду с блестящими медиками, много было рутинеров и мракобесов.
