— Нет…
— Голод, мальцы.
На скорую руку сооружалась уха, запекалась в золе картошка, из берестяного заплечника доставались ломти хлеба, пучки зеленого лука и соль в тряпице. Все это мигом поглощалось, к радости хлебосольного хозяина, каким на лужке-бережке и был Матвеич. Потом все пили чай из его самовара: из реки чуманами — тут же из бересты свернутыми ковшиками, черпали тепловатую воду и запивали ею круто посоленный хлеб. Вкусно!
Матвеич жил в крайней нужде, утесненный многочисленным семейством, нуждой, грошовым дьячковым заработком. И если бы не вечное кипение Матвеича в работе — столярничал, выделывал шкурки, шил из них, рыбачил, охотился, копал огород, — как жить?
В тесном дьячковом флигельке Косте и Мите все было интересно. Однажды, засидевшись допоздна при лучине, они стали свидетелями и участниками маленького переполоха. Хозяйка или, как звал Матвеич супругу, «матерешка», состряпала мороженого налима в тесте. Ребята, по совести сказать, и не уходили — хотелось отведать горячего пирога. Вдруг «матерешка» охнула и заголосила. Все обернулись: из-за заслонки, прикрывшей зев русской печи, выползал налим. Отогревшись на жару в сыром тесте, он покинул пирог и подумывал о спасении.
Дома Матвеич был крутым и полновластным владыкой. Но в лесу, в горах он оборачивался другим человеком: приветливым, внимательным, широким. Ступая по тропкам, он рассказывал юным своим приятелям все, что примечательного творилось вокруг. Не забывая и руки приложить там, где требовалась помощь: тут сухое дерево упало и придавило поросль, осинку снегом перегнуло, а здесь скотина буреломом прошла.
— Ведь погибла бы, — говорил он, указывая на какую-нибудь рябинку. — Снег выпал ранний, мокрый, ну и пригнул ее головой до самой земли, а я стряхнул снег, — вот она и красуется.
Верным спутником дружной компании была собака Лыско. По наружности — обыкновенная дворняга, но опытный глаз сразу отличал породу редкой промысловой собаки, называемой вогулкой. Сильные, выносливые, работящие, они были пригодны для всех видов охоты, с ними и на медведя шли. У Матвеича со своим Лыско были отношения непростые. Он ценил все его полевые качества, но особенно отмечал то, что на бровях у него были желтые круглые пятна.
— Это вторые глаза, как у нас очки, — авторитетно и убежденно объяснял Николай Матвеевич. — Она ими ночью смотрит.
Но была и неприглядная сторона отношений хозяина и верного пса: Лыско содержался в совершенном голоде.
