Тыкверу в этот момент 32 года, и он перенес операцию на ступне прямо посреди съемочного процесса «Беги, Лола, беги» – лихорадочного романтического боевика на постоянной перемотке. Темп снятой в Берлине картине задает эпиграф из немецкого футбольного тренера Зеппа Хербергера: «Конец игры – это начало следующей игры». В начале фильма заглавной бегунье в исполнении Франки Потенте в панике звонит ее бойфренд Манни, мелкий бандит-неудачник: если Лола не сможет добыть 100 тысяч немецких марок за 20 минут, Манни, задолжавший гангстеру, будет вынужден ограбить магазин. В серой майке, черных «мартенсах» и с шевелюрой огненного цвета Лола отправляется в гонку на время по немецким улицам. Но когда первая попытка спасения заканчивается неудачей, она делает еще одну, а потом и еще – ей дается три шанса все исправить. Всего за 81 минуту «Беги, Лола, беги» несколько раз перезагружается и отправляет героиню в исходную точку квеста – только сильнее и умнее, чем в предыдущий раз.
К моменту, когда начались съемки, Тыквер и сам нуждался в новой жизни. Немецкий сценарист и режиссер никак не мог снять прорывной хит и приближался к банкротству. «Лола» стоила 2 миллиона долларов, и если бы она не стала успешной, режиссерская карьера Тыквера была бы, скорее всего, закончена. Поставить все на «Лолу» – боевик, в котором было больше про свободу воли и судьбу, чем про взрывы и стрельбу, – было, по словам Тыквера, «довольно глупо». «Но иногда глупость оправдывает себя», – говорит режиссер.
Как и режиссер «Преследования» Кристофер Нолан, Тыквер рано начал карьеру кинематографиста: он снял ремейк «Годзиллы» на 8-миллиметровую пленку в саду родительского дома в Вуппертале, когда ему было всего десять лет (для спецэффектов были использованы петарды). Тыквер не получил почти никакого системного образования: все немецкие киношколы, куда он подавал документы, ему отказали. Вместо этого он постоянно смотрел кино и таким образом изучал его. В середине 1980-х Тыквер устроился киномехаником в трехзальный берлинский кинотеатр Moviemento – холодная война уже замедляла ход. «Стена все еще стояла, и Берлин был совершенно как остров, – говорит он. – Люди спали с восьми утра до трех дня, а в остальное время были заняты пьянками, раскуркой и тем, что смотрели и обсуждали кино». Тыквера повысили до куратора репертуара, и он показывал все подряд, от французской новой волны до немого кино и того, что самому Тыкверу хотелось посмотреть на этой неделе. «Это был рай, – рассказывает он. – Типа: почему бы не устроить тройной сеанс Романа Полански в полночь понедельника?»
