В жизни я не ездил так быстро. Мы просто напрашивались на аварию. Какого черта я сдружился с этим ненормальным?
– Ты где учился водить? – спросил я, тем самым умоляя его ехать помедленнее.
– В автошколе у одного тунисского еврея в Марселе. Именно поэтому из нас получаются лучшие летчики в израильских ВВС – а то не знал? – пошутил он.
Дверь в свою фирму на двадцать шестом этаже нам открыл сам адвокат. «Сюда, джентльмены». Воротник его рубашки в бело-синюю полоску был расстегнут, рукава закатаны выше локтей. Этот человек, просигналил мне Калаж, вовсе не собирался домой.
Мы вошли в кабинет с видом на гавань. С такой высоты Бостон казался волшебным. Мы оба, видимо, ахнули, как ахают нанятые официанты, когда впервые заходят из кухни богатенького поместья в парадную столовую.
Свои реплики мы отрепетировали в машине. Калаж хотел, чтобы я не столько переводил, сколько читал между строк, извлекал смысл, истолковывал, перехватывал в речи адвоката суть того, что он оставляет несказанным. В этом, как и во всем на свете, он желал complicité[24]. Адвокат закинул обе ноги на стол, вытащил свеженький деловой блокнот, зубами снял колпачок с ручки и поместил разлинованный блокнот себе на ляжку, как бы говоря: Итак, я вас слушаю.
– Жена Калажа подала на развод, – сообщил я.
Кивок, опять кивок, в смысле: А это кого-то удивляет? Адвокат закурил гигантскую пенковую трубку.
– Они не живут вместе уже два с лишним месяца. Он ютится в съемной комнатушке в Кембридже. Вопрос такой: повлияет ли это на его шансы получить грин-карту?
Кивок, опять кивок адвоката, в смысле: А вы и правда думали, что не повлияет?
– Если они оба согласятся пройти интервью до того, как будет запущен процесс развода, поможет ли это?
Кивок, опять кивок. Может, и поможет.
– Можно ли как-то ускорить процесс, чтобы успеть до начала процедуры развода?
– Можем попросить назначить интервью пораньше, но торопить сотрудников Иммиграции – дурацкая затея. У них сразу возникают подозрения. И должен вас предупредить, что людей, которых подозревают в двойной игре, депортируют. – Молчание. – А почему она подает на развод? – поинтересовался он, будто бы из чисто личного любопытства.
– Pourquoi veut-elle divorcer? – Калаж понял вопрос, но я решил подчеркнуто его переспросить. Он прошептал несколько слов по-французски.
– Она обвиняет его в неверности.
Кивок, опять кивок. Ни фига ж себе.
– Ну, джентльмены, могу пообещать одно: запрошу, чтобы интервью перенесли на более раннюю дату.
