И теперь это первое обращение возрождается в его душе, и он пытается идти дальше. И иногда, может быть, благодарит Провидение за то, что оно лишило его благ земных и расчистило путь для восхождения духа.
Его живой, самобытный ум и недюжинная нравственная сила снова наполняют его беспокойством. Он осуждает свою прошлую жизнь. Сознание собственного греха, лживости, суетности, грязи прошлого существования одолевает его. «Я лежал мертвый во грехе, — думает он с ужасом, — утопал в крови и смерти, пребывал в оковах моих вожделений… Я стыдился при мысли, что люди узнают об этом… Я наслаждался вкусом этих плевел… Те вещи, в которых я находил удовольствие, были моя смерть, мой стыд, сама власть тьмы, в темнице у которой я был заточен… И все же я не мог отказаться от себя; и чем больше я жаловался и стенал, чтобы подавить ее, тем больше эта власть тьмы проявлялась во мне, подобно затопляющей все волне злобы, повергавшей меня в рабство, и я видел, что я жалкий человек, погрязший в ничтожестве… И со скорбью зрел я, что не имею сип вырваться из этих уз себялюбия… Я был чужим Богу, хотя на людях я, как полагал, был исповедником веры…»
Ужас от сознания собственного греха и отчаяние овладевают им; он страшится смерти — смерти духовной, проклятия. Он боится, что дьявол уже протянул свои когти к его душе; одинокими ночами его мучат кошмары или посещают странные, яркие видения. Он впадает в транс, он на грани небытия…
И вот приходит освобождение. Он проникается сознанием, что дух божий, или Отец, присутствует в нем. С самого момента творения он покоится в каждом камне, растении или звере, в земле, воде, воздухе и в светилах небесных. Но более всего — в человеке, в каждом человеке, ибо господь создал всех подобными друг другу. «Я позволил этому сознанию войти в меня, отчасти даже без моего желания, потому что я усердно проникал в эти тайны и увидел их, прежде чем писать о них, что научило меня радоваться в молчании и лицезреть Отца в его благодатной работе…»
…Неужели тяжкие бедствия одних и наглое, угнетательское благоденствие других — установления божественного Промысла? Или они — результат человеческой злой воли, несправедливости, неправедных законов? Неизбежны ли страдания бедняков? Он, кажется, нашел ответ. Кальвинистская вера в то, что одни от века избраны и благословенны, а другие прокляты до гроба и за гробом, — ложная вера. Каждый может быть спасен, ибо каждый — творение божье. Помочь беднякам нищей деревеньки у подножия холма Святого Георгия, помочь обездоленным всей Англии можно — для этого надо показать им, что все достойны спасения. Это поднимет их дух, даст надежду. Вера в свое спасение объединит их, наполнит энергией; они почувствуют себя свободными от угнетения лордов, от угроз проповедников, от притеснения власть имущих, от сил тьмы л ада, от слепых законов природы. Они перестанут пассивно терпеть и страдать, поднимут голову и потребуют возвращения своих прирожденных прав.
