Отец пытается выбить дверь в ванную… чем-то.
БАМ
БАМ
— Чертова ты сука, лучше открой эту чертову дверь!
— Он пытается выломать дверь, — докладывает Элла женщине в трубке. Она говорит шепотом, чтобы папа не услышал, хотя вряд ли он смог бы из-за грохота. Что это? Клюшка для гольфа? Ее старая бейсбольная бита? — На первом этаже. Там моя мама.
— Никуда не выходи, — предупреждает женщина. — Я хочу, чтобы ты была в безопасности, хорошо? Полицейские уже едут, они помогут. Но важно им не мешать, понимаешь?
— Да… хорошо.
— Просто не вешай трубку.
Звонок то и дело прерывается — женщина параллельно разговаривает с кем-то еще. Телефон Эллы тоже звякает, сообщая о поступившем сообщении. Она не скрывает уведомление — интересно, кто же ей пишет в такое время? Бип — еще одно сообщение. И снова. Элла мельком бросает взгляд на экран.
Хейден.
«Детка, ну брось, я же извинился».
Сейчас Хейден — наименьшая из ее проблем, и Элле совершенно плевать, что он извинился.
Она всхлипывает и, коснувшись щеки, с удивлением понимает, что плачет. Полицейские сирены завывают уже громче, и хочется подойти к окну и посмотреть, что там будет происходить, когда они приедут, — но Бруклин вцепилась в нее мертвой хваткой. К тому же какой-то животный инстинкт, засевший в глубине, не дает Элле двинуться с места, будто единственное, что может их спасти, — это полная неподвижность.
Грохот прекращается, и Элла выдыхает. Кажется, что она вообще забыла, как дышать.
— Ну ладно, стерва, если ты не открываешь, то может мне удастся справиться с дверью наверху!
Шаги отца на лестнице — самый ненавистный звук в ее мире. На какой-то дурацкой пижамной вечеринке они смотрели «Хэллоуин»[9], и сердце у Эллы судорожно билось где-то в горле: ее напугали не страшная музыка, не маска, а то, что походка Майкла Майерса чудовищно напоминала шаги отца, когда он злится.
Из-под двери тянется его тень. Если наклониться, то Элла, наверное, сможет разглядеть его босые ноги.
— Элла, это папа. Открывай сейчас же.
Он говорит с придыханием, требовательно и невнятно одновременно. Звучит так, будто ему самому хочется, чтоб появилась причина выломать дверь.
— Папа, нет! — кричит Бруклин, и Элла, выронив телефон, зажимает сестре рот рукой.
— Элла, ты еще там?
Телефон лежит на одеяле, и голос женщины дребезжит где-то в динамике. Вдалеке.
— Бруки, милая, можешь открыть дверь папе?
Она все еще зажимает сестре рот, но та в отчаянии трясет головой — это ее особое имя, только Элла так называет ее, и тот факт, что его использует папа, ошеломляет девочку.
