На пути в Дамаск. Опыт строительства православного мировоззрения | страница 173



Кто был в камере смертников, тот знает, что здесь постоянно ощущается чье-то присутствие. Я, например, раньше был совершенно чужд поэзии, не смог бы даже «любовь» и «кровь» срифмовать. А здесь у меня вдруг стали рождаться очень ритмичные рифмованные стихи. Я подумал, что их диктует человек, который сидел здесь до меня и уже расстрелян. И тут же сам себя одернул: чушь собачья. Я вообще был не склонен к мистике. И все-таки понял: мне не надо мешать тому, кто начал во мне говорить.

Однажды один человек мимоходом сказал мне: «Если Бог есть, вас не расстреляют». Как прокурор я прекрасно знал, что в моем случае помилования быть не может. И все-таки эта фраза целый месяц во мне звучала. Раньше я даже слова «Бог» не слышал, а теперь понял, что Он есть. Однажды я почти в истерике взмолился: «Господи, почему я Тебя ни когда не видел?» И услышал ответ: «Я всегда был рядом с тобой». Тогда в памяти у меня одна за другой начали всплывать ситуации, когда Бог меня явно спасал. Во всей своей жизни я ощутил непрерывное присутствие Божие…»


***


Мы беседовали с Вячеславом Николаевичем, кажется, часа четыре. Время вышло. Я встаю. Он – сияющий, радостный, выражает свое сожаление: «Вам вот с этого лучше было начинать». Да, я понимаю, что ему теперь интересно говорить только о Боге, о вере, о душе. Он очень рад, что к нему пришел человек, для которого все это так же важно, как и для него, досадно только, что до самого главного добрались лишь в конце и на него не хватило времени. На самом деле разговор нужен был именно такой. История духовного возрождения личности – совсем другая история, в его случае – весьма далекая от завершения, начинать разговор на эту тему, наверное, и не стоило.

Говорят, что жизнь – не роман, который заканчивается свадьбой. Так же, если душа пришла к Богу, это ведь далеко еще не счастливый финал, это только начало тяжелого, сложного пути с непредсказуемым результатом. За Вячеслава Николаевича страшно. Он тут «варится в собственном соку» и неизвестно до каких еще «озарений» дойдет. Что будет с ним, с его душой, не собьется ли с пути, не ударится ли в какую-нибудь ложную «духовность»? Не знаю. Но ведь я и про себя этого не знаю. Знаю только, что он мой брат во Христе.

А ведь кажется мне удалось совершить поломничество в монастырь на острове Красном, на озере Новом. Раскаявшийся душегуб возобновил здесь монастырь, обратив свою камеру в келью, где он молится, размышляет, пишет, работает над очищением своей души – все, как положено в монастыре. И я, прикоснувшись к кошмару его души, в конечном итоге прикоснулся к благодати Божией, которая вернула его душу на путь истинный. Прикоснуться к благодати – не такова ли цель поломничества?