— На Выборгскую! К Московскому полку, к московцам! — раздавались призывы.
Па подходе к Шпалерной улице к Алексееву подбежал солдат.
— Слышь-ка, ищу тебя, потерял совсем. Ты вчера на Знаменской был, али как?
— Был.
— Точно! Я тя сразу узнал… из волынцев я… когда ты речь заговорил! Это ты вчера с парнем нашему взводу агитацию наводил? Ну, еще унтер на вас орал, а мы в воздух стрельнули? — в голосе солдата была откровенная радость, будто родню за тридевять земель от дома встретил.
— Точно. А ведь я тя, паря, чуть не подстрелил, ну, ей-богу. Как сказали «Огонь!», я возьми да в наипоследний момент и пальни на четверть мушки выше. Жалко стало. Уж больно ты на моего брательника похож…
— А если б не был похож, так и застрелил бы?..
— А чего ж? Другие-то вон убивали, дело солдатское оно какое: велят бежать — бежи, велят колоть — коли, велят стрелять — стреляй… — Солдат сник, как-то потух.
— Ну, а думать умеешь? — спросил зло Алексеев.
— Думать нам не велено. У нас вон Кирпичников да Марков шибко умные. А напреж всего господа офицеры…
— Нет теперь офицеров, тю-тю, — присвистнул Алексеев.
— Как это нет? Совсем? — солдат всполошился, на миг задумался. Такая мысль посетила его впервые. — Айв самом деле нет, едрена матрена! Так что же делать?
Алексеев посмотрел на солдата внимательней. Лет двадцать пять, не более, лицо монголистое, а рыжий, глазки рысьи, смотрит хитро.
— Откуда ты такой? Как зовут-то?
— Да деревенский, с Новониколаевской губернии, с Пономаревки… Потому и фамилия Пономарев, а звать Федором.
— Ну, а меня Василием.
— Будем знакомы, — снова радостно заговорил солдат. — Я гляжу, ты шибко грамотный, так шпаришь, будто поп. Ты вот сказывал про какую-то партию… большевики называется, так ли? И про счастливую долю, про революцию… Ты расскажи про это, паря, очень прошу.
— Да когда рассказывать-то? Видишь, что происходит?.. Разве что на ходу, пока идем?
— А ну, давай!.. Эй, робя! — махнул солдат рукой кому-то в колонне. — А ну, шагай сюда!..
Алексеев загорелся, начал рассказывать про Кампанеллу и его «Город Солнца», про Маркса и про Ленина, про то, как обдирают и мучают людей богатеи, и про то, что пора с этим покончить. Вокруг собиралось все больше солдат, они окружали Алексеева слева и справа, требовали, чтоб говорил громче, и скоро получилось так, что Алексеев уже шагал в середине строя, и те, кто шли ближе к нему и слышали все, что он говорил, передавали и растолковывали его слова на свой манер, так, как понимали, тем, кто был дальше от него. Весь этот людской клубок галдел, вскрикивал, ойкал и был так увлечен беседой, что сначала, когда они вступили на Литейный мост и когда зазвучали первые выстрелы, люди даже не поняли, что по ним стреляют.
