А в это время Василий Алексеев готовился к походу в Волынский полк: осмотрел свою одежду — подштопал штаны, рубаху, пришил надорванный у плеча рукав, взялся за обувь и загрустил: подметки отлетели, еле держались, кожа на сгибах вот-вот лопнет. В который уже раз за последний год он принимался за починку, а все без толку: подошва не держит шпилек, а верх — заплаток: сопрела кожа. В одном месте латаешь, рядом ползет…
Приспособил ботинок на стойке своей железной кровати, вколотил несколько гвоздей в подошву одного ботинка, другого, осмотрел — пока держит. Обулся, навернув на носки высохшие за ночь портянки, прошелся по комнате, попрыгал на месте. Вроде все ладно.
Глянул на часы — уже пять. Сейчас должен зайти Семен Краузе с товарищами.
Краузе Алексеев знал давно, по до недавних дней и не подозревал о том, что он уже десять лет как большевик, работает в подполье. А когда узнал, удивился — вот это конспирация! Был Краузе лет на двенадцать старше Алексеева, казался ему человеком пожилым и не без оснований: лицом Краузе выглядел на все сорок, молчалив, скуп на движения, во взгляде усталость и мука. Отчего? Поговаривали о какой-то страшной истории с его невестой, которую изнасиловал мастер цеха швейной фабрики, где опа работала. Не снеся позора, опа будто бы покончила с собой… С тех пор и стал Краузе молчалив и угрюм.
В дверь громко постучали. Вошел Краузе — небольшого роста, кряжистый, суровый. Тряхнул энергично руку Алексеева, внимательно глянул в глаза.
— Готов? Товарищи ждут внизу.
— Оружие брать? — спросил Алексеев.
— А черт его знает… Я вот взял. — И Краузе похлопал себя по животу: под пиджаком топорщился наган. — Как думаешь, к подъему доберемся?
— Надо…
— Еще как надо. Есть сведения, что на восемь часов утра назначено новое выступление волынцев.
Было темно и холодно. То быстрым шагом, то перебежками группа посланцев Путиловского завода двинулась к казармам Волынского полка.
— Как будем действовать? — спросил Алексеев у Краузе.
— Пустят в казармы — разойдемся по ротам, а там — по обстановке…
— А если не пустят? Ведь не пустят, точно, что тогда?
— У товарищей, — Краузе кивнул на шагавших рядом солдат, — заготовлены письма для солдат-земляков, знакомых. Там все, что надо, сказано. Они должны зачитать их в ротах. Люди верные.
— А если письма не примут? А если примут, да солдаты струсят и не зачитают их? Что тогда?
— Слушай, Алексеев, ты что заладил: «что тогда, что тогда?» — разозлился Краузе. — Тогда будем стоять и ждать, когда полк выйдет из казарм, а когда выйдет, обратимся к солдатам на улице…
