– Что ж, дамы… – перебил их Холланд, подмигнув мне.
– Но все основано на реальных событиях, дорогая! Это действительно произошло во Фресно! Во Фресно такие вещи сплошь и рядом!
– Правда? – сказала я.
– И знаешь что? Она это сделала, потому что никогда ее не любила.
Элис:
– Представляешь? Не любить сестру-близнеца!
Беатрис:
– И убить ее!
Под взрывы смеха тетушки сняли перчатки с мягких рук.
Мы перешли в гостиную, и кто-то предложил зажечь камин – слишком холодный и дождливый был вечер. Сыночка совершенно захватил сложенный отцом костер как у бойскаутов. Огонь начал потрескивать, а тетушки перешептывались, глядя, как Холланд разворачивает подарки. От удовольствия они схватились руками за щеки – одновременно и одинаково – и заглядывали друг другу в глаза. Интересно, какая из них сильнее хочет убить другую, подумала я.
Холланд принес напитки, и они принялись рассказывать нам другие мелкие сплетни – поразительно, как легко они переходили от изумления к болтовне, – а еще вычитанную в газете новость о приезде голландского психолога, который заявил, что «у государств есть души».
– Доктор Зеельманс ван Эммиховен! – провозгласила одна из них, внезапно вспомнив.
Другая принялась объяснять:
– Видите ли, пси-хо-ло-гически мы очень юная страна. Когда к нам приезжают европейцы, ну и конечно африканцы, они чувствуют себя старыми, потому что их страны очень старые. Пси-хо-ло-гически. На сотни, сотни лет старше нас.
– И потому, что мы молодые, мы все делаем с размахом, – сказала первая. – Вот как атомную бомбу и как водородную, которую скоро сделают. У нас молодой задор, – и со смехом добавила: – Я уж точно чувствую себя молодой!
– Как интересно, – сказал Холланд, но я слушала молча. Загадочные девушки. Я никогда не чувствовала себя молодой в этом смысле. И американкой тоже.
Старшая сестра зыркнула на нее и сказала:
– И внутренняя доброта. Он говорит, в Америке есть внутренняя доброта. – Она принялась скатывать салфетку в шарик, не глядя на нас. – И я с этим очень согласна.
– Мне жарко, – тихо шепнул мне Сыночек.
Я велела ему отвернуться от огня, что он и сделал, улыбаясь с сожалением.
Тогда-то и пришел Базз, промокший до нитки. Холланд представил его, и сестры на секунду застыли в оцепенении. Тогда я подумала, что эта сцена в дверях означает крах всех их продуманных планов на жизнь Холланда: дом в Сансете, советы его молодой жене, их бдительное присутствие в доме. Признаюсь: мне стало стыдно, что я их подвела.
