Но и он остался без ответа, потому что к этому моменту мы как раз подъехали к клубу.
— Загони машину на парковку и отдохни немного. Понадобишься — позвоню, — распорядился я и вышел.
Несколько метров до входа в двухэтажное здание, возведенное специально под мой клуб, я пересек быстрым шагом, стараясь не слишком откровенно оглядываться по сторонам. Вряд ли, конечно, убийца устроился на одной из крыш соседних домов, поглядывая на меня в оптический прицел, но ощущение, будто за мной кто-то наблюдает появилось резко и не желало отпускать.
Скользнув за дверь, я кивнул дневной охране, состоящей из четырех оборотней, сразу свернул направо и пошагал по подсвеченному неоновыми лампами коридору. Эта часть была офисной и сюда допускались лишь несколько одобренных мною лично человек.
Не дойдя до кабинета пары шагов я уловил знакомый аромат парфюма.
И разозлился.
Раздраженно дернув за воротник рубашки, расстегивая несколько верхних пуговиц, я толкнул последнюю дверь и, остановившись на пороге, взглянул в глаза вальяжно раскинувшейся в кресле Ильзе.
— Какого черта ты здесь забыла? — резко спросил я.
Ильза, молодая волчица с копной кудрявых белокурых волос и такими пышными формами, что их едва прикрывало тонкое легкое светло-зеленое платье, соблазнительно закинула ногу за ногу и призывно облизнула полные губы.
С грохотом захлопнув за собой дверь, я прошел в глубь кабинета, на ходу стягивая с себя пиджак.
— Я задал тебе вопрос, — пиджак полетел на черный кожаный диван, следом за ним туда же устало рухнул я.
— Я соскучилась, — капризно надув губки, протянула Ильза и взмахнула длинными ресницами. В том, что ни эти ресницы, ни эти губы, ни все остальное не были натуральными для меня не являлось секретом. В принципе, мне было не важно, сколько, чего и как исправила в себе Ильза. Она мне нужна было только для одной-единственной цели, с которой волчица справлялась на отлично. Все остальное не имело значения, как и степень её умственного развития.
Нет, сама себя она считала чрезвычайно хитрой, особенно, когда клянчила у меня деньги, но по факту, глупость её была настолько махровой, что порой я едва сдерживался, чтобы не приложить её накрашенным лицом об стол. На самом деле, единственное состояние, в котором она меня не раздражала — это стоя передо мной на коленях, обхватив часть меня своими полными, накрашенными амлой помадой губами. Именно в этой позе она была молчаливой, покорной и полностью меня устраивающей. Правда, потом приходится отирать её помаду с самых интимных мест, но это уже мелочи.
