— Идти можно. Деревня пустая.
Мы с полковником с облегчением выдохнули. Хоть одна хорошая новость на сегодня. Но насчет хорошей я жестоко ошибся…
Мы спустились к поселению. Обгорелые остовы хижин торчали как надгробия. По спине пробежал холодок. Вошли в деревеньку… Кругом вповалку лежали трупы местных. В основном дети и женщины. Прямо посреди дороги, свернувшись, лежала женщина, обнимавшая двоих детей. Один совсем младенец. Она накрыла их своим телом, но пуля пробила разом ее голову и голову малыша, что уцепился за ее шею.
Мерзкий комок подкатил к горлу. Блядь! Чего я только не повидал в своей жизни. Думал ко всему готов. Но к такому…
Из убитых ни одного в военной форме, ни у кого нет даже сраного пистолета или хотя бы вил в качестве оружия. Трупы крестьян усеяли поле бойни. В телах копошились мерзкие черные птицы с уродливыми клювами. Они смотрели на нас немигающим взглядом и не торопились улетать. Лишь лениво отбегали в сторону, пропуская нас дальше.
Шли молча. Ненависть, ярость, боль… Скрипя зубами, я давил этот рвущийся остервенелый ком эмоций внутри себя. Знал, что война грязь. Но такой грязи не встречал… Готов был волком выть и заживо перегрызть горло тому, кто это сделал. Но ярость сменилась бессилием… Я молча шел вперед, и старался не смотреть по сторонам.
Точившая меня с самого начала, как я сюда попал, мысль “А моя ли эта война?” сейчас совсем притупилась и растворилась в злости и негодовании.
Какого хера убивать мирных? Устрашение? Устранение поддержки для партизан? Скорее все гораздо банальнее и страшнее. Пехота отрапортовала о количестве убитых. А враг это или нет, никто не разбирается — сопутствующий ущерб. В зачет идет труп. Много трупов — значит, герои, блядь!. И насрать, что это трупы детей. С-сука… Как их здесь много. Слишком много.
— Твари… — прошипел Иван. — Это не солдаты. И даже не звери…
Из деревни вышли, когда солнце почти завалилось за горизонт. Наконец я смог вдохнуть полной грудью. Сплевывал, пытаясь избавиться от въевшегося мерзкого запаха смерти. Снова углубились в лес.
Неожиданно Чунг отшвырнул пулемет и юркнул в заросли с винтовкой наперевес. Я положил волокошу и снял с плеча эмку. Сбоку зашевелились кусты. Там, куда умчался вьетнамец, кто-то шнырял.
Черт! Я пригнулся и стал заходить сбоку, чтобы прикрыть узкоглазого. Но не успел. Раздались крики. Визг. Я рванул вперед, готовый стегнуть очередью, но выстрелов не последовало. Лишь невнятное лопотание Чунга нарушало тишину. Он что-то тараторил на своем, нервно покрикивая, и ему вторил нервный женский голос. Там кто-то был.
