— Запомни раз и навсегда. Я моряк по призванию. Мне нужен диплом штурмана. И никакой другой. Диплом врача или инженера меня не устраивает. Усвоил?
Слонов говорил громко, вызывающе.
— Значит, вперед до капитана? — усмехнулся Тронев.
— Только так, — без улыбки проговорил Слонов. — Буду капитаном — и хорошим.
Тронева почему-то рассердил самоуверенный тон Слонова, и он, иронически оглядев каюту, желая уколоть, сказал:
— Давай, давай. А вот живешь не по-капитански. Не каюта, а гадюшник какой-то. На других судах такого бы не потерпели.
Ростислав снисходительно посмотрел на Виктора:
— Ты прав — гадюшник. Некогда, Витек. Знаешь, как мы работаем. Вкалываем день и ночь. Подай буксир, крепи буксир, отдай буксир. Все руками. Не успели прийти, сейчас же и отход. Переходы тоже. Морские пасынки. Команда держится потому, что ребят понемногу забирают на большие суда. Нет времени за порядком следить. Вот так.
В каюту постучали.
— Открой-ка, Слонов.
— Старик, — испуганно прошептал Слонов. — Убери скорее стаканы.
Тронев сунул стаканы в стол, и Ростислав открыл дверь.
— Пожалуйста, Николай Степанович.
Вошел капитан. Сейчас Тронев рассмотрел его. Маленького роста, большеголовый, с морщинистым, похожим на печеное яблоко лицом, он не производил впечатление «мастера», как о нем с восхищением говорил крановщик. Кустистые седые брови и смешной нос Сирано де Бержерака дополняли портрет. Но маленькие, какие-то пестрые глаза смотрели остро и цепко.
— Чего закрылись? — недовольно сказал капитан, подозрительно оглядывая стол. — Каюту бы прибрал. Не совестно? Кавардак! Сколько раз я говорил… Встанешь на береговую вахту с восьми. Григорьева буду списывать. Не забудь, смотри…
Не обратив никакого внимания на курсанта, капитан вышел.
— Заметил? — вопросительно посмотрел Тронев на Ростислава.
— Не думаю. Заметил бы — разнес тут же.
— Хорошо тогда. А что с Григорьевым? — поинтересовался Тронев.
— С Григорьевым… Да воду мутит. Николай Степанович прихватил его с бутылкой. Отнял и выкинул за борт. Предупредил, что если еще заметит, то Григорьев вместе с водкой вылетит. А тут неделю назад Григорьев опять на судне банкет устроил. Да какой еще! А на следующий день у его напарника обнаружилась пропажа денег. Старик сам занялся расследованием. Григорьев сознался, просил деньги удержать из получки, отдать потерпевшему. Вот такое дело.
— Гнать подлюгу. Самое страшное, когда на судне заводится вор. Подозрение на всех падает, — с возмущением сказал Виктор. — Немедленно гнать.
