— Ну, невозможно скучно, когда вот так бесцельно утюжим море. Отрабатываем практику, выполняем учебную программу. Особенно ночью. Вся вахта дремлет по закоулкам и теплым местечкам. Рулевой, впередсмотрящий и я — бодрствуем. Иногда за всю вахту ни одного поворота, ни одного маневра. Тощища. То ли дело на транспортном судне! Море — порт, море — порт. Когда я плавал на Дальнем Востоке, ходил в Японию…
Он любил рассказывать о плаваниях на Дальнем Востоке и считал их лучшим временем своей жизни.
Раз ночью, когда «Ригель» спокойно шел с попутным ветром, Нардин услышал разговор курсантов. На баке сидели вахтенные, курили и вполголоса вели ленивую беседу. Огоньки сигарет то разгорались, то затухали. Говорил Орлов:
— Собрался он, значит, втихаря, никому не сказал, оделся во все лучшее, что у него было, и дал деру. На следующий день на судне паника. Капитан поехал на берег. Стали разыскивать, а он как в воду канул. Перед самым отходом из порта сообщили, что парень попросил политического убежища…
— Вот дурак. На что же он рассчитывал? — спросил кто-то. В темноте Нардин не узнал говорившего.
— Черт его знает. Наверное, надеялся, что повезет.
— Ну и что с ним дальше было? Известно?
— Известно. Приехал через две недели назад.
— Взяли?
— Взяли. Живет себе спокойно в Ростове.
— А из училища выставили?
— Не знаю. Надо думать, что да.
— Дурак все же, — сказал Тихомиров. — Я вот в чужой стране навсегда жить бы не остался. Никогда, хоть озолоти…
— Можно мне вмешаться, ребята, — проговорил Нардин, выдвигаясь из темноты. — Я слышал, что вы тут говорили, и вспомнил один эпизод.
— Садитесь, Владимир Васильевич, — вскочил с места Батенин. — Здесь удобно, за ветром.
Нардин сел.
— Так вот, к разговору. Было это на Гаваях, в Гонолулу. Мы заходили туда брать воду и продукты. Вечером доктор, третий помощник и я отправились погулять и зашли в бар на берегу моря. Замечательное место! Веранда висит прямо над водой, кругом цветы, океан, теплынь, звезды над головой, оркестр из гавайских гитар. Экзотика. Сами понимаете.
Заняли мы место в углу, заказали пива со льдом. Рядом за столиком шумела компания под предводительством какого-то низенького, краснорожего старика. Хохотали, громко чокались, орали.
Ну мы, конечно, говорили по-русски, те — по-английски. Старик, видимо, услышал наш разговор и к нам:
— Русские?
— Русские.
— О, гад дем! Как я рад. По этому поводу надо выпить. Эй, Дэвид, замороженного шампанского три бутылки!
