Он с горечью усмехнулся.
Потом наконец зажег трубку и молча стал курить.
Выждав, я вернул его к действительности, снова заговорив о том, как неудачная свадьба отзовется в его карьере.
– О, я не собираюсь возвращаться в эту жизнь, – возразил он. – Не собираюсь, пока бодрствую.
Я спросил, есть ли у него планы. Нет, планов не было, но он должен заняться чем-то, что позволит «впитывать в себя мир» и даст возможность действовать, «заняться чем-то творческим, чтобы вернуть миру долг». Он сказал:
– Я должен узнать, каковы люди – самые разные люди. Может, это просто назло Чурбану, но мне хочется побольше узнать людей – обычных достойных людей. Например, те докеры могли бы многому научить меня, если бы я не спал.
Он горевал об упущенных возможностях и своем невежестве.
– Я, – сказал он, – задумываю планы на долгую жизнь. Хотя, конечно, все может кончиться раньше, чем я докурю трубку.
Мы хорошо поговорили в тот вечер, и понемногу в его уме сложилось решение – в основном из обрывков сведений, которые смог предоставить ему я.
Обдумав на словах самые разные линии поведения, он вдруг встрепенулся:
– Ну конечно, я знаю, что делать! Когда разберусь с тем, что натворил здесь, я все брошу, поселюсь в другом городе и стану учителем в школе для взрослых. Там я смогу и впитывать, и творить – понемногу. Поначалу, конечно, творчества будет очень немного, ведь ясно, что я должен очень много впитать, прежде чем решусь создавать новое.
Желая предостеречь его от излишних надежд, я заметил, что постоянно иметь дело с непросвещенными умами покажется ему скучным. Я считал, что журналистика дала бы ему более разнообразные и вдохновляющие знакомства и могла бы послужить ступенью к писательской карьере.
– Нет-нет! – страстно отозвался он. – Описывать убийства и футбольные матчи, да изредка добиваться, чтобы твою статью приняли в литературный еженедельник, – это совсем не для меня. Мне нужен основательный фундамент: нужно понять, как живут простые люди, лучше всего рабочие. Я хочу работать с их умами, еще не загнанными в стереотипы системой образования для среднего класса и его же уютными ценностями. Те докеры кое-чему меня научили, и я, думается, могу кое-чему научить их в ответ. Странно, да? Хотя я был тогда сонным ослом, оглядываясь назад, я обнаруживаю накопленный в те дни ценный материал.
На мое замечание, что он, может быть, приукрашивает рабочих в пику снобизму сонного двойника, он напрямик заметил, что как раз я-то с моим происхождением из низших слоев среднего класса и бессознательным преклонением перед «высшими» и есть настоящий сноб и от меня нельзя ждать справедливости к рабочим.
