Машенька тут же вспыхнула:
— Вот видите, Иван Аркадьевич, — обличительно воскликнула она, некрасиво тыкая в меня пальцем, — еще и паясничает.
— Лида, — устало поморщился хозяин кабинета, — что там у вас произошло?
— Долго рассказывать.
— А ты в двух словах, — вздохнул хозяин кабинета.
— Если в двух — то Мария Олеговна приревновала меня к Севке из ремонтного цеха, ну, рыжий такой, вечно растрепанный, — предположила я и для убедительности похлопала глазами.
Иван Аркадьевич приглушенно хрюкнул, а Машенька аж подпрыгнула от возмущения.
— Так, всё! — Иван Аркадьевич решительно остановил Машеньку, которая уже приготовилась излить свое возмущение. — Мария, свободна. Лидия, останься, есть разговор.
Машенька хотела что-то возразить, но бросив взгляд на Ивана Аркадьевича, торопливо ретировалась, негромко, но очень выразительно (с подтекстом) хлопнув дверью.
А мы остались наедине.
— Ну вот, зачем ты ее провоцируешь? — устало потер виски Иван Аркадьевич и укоризненно взглянул на меня.
— Она Аллочку сильно обижает, — пояснила я. — Незаслуженно причем.
Иван Аркадьевич вздохнул и покачал головой, мол, заколебали эти бабские разборки.
— Как продвигается работа по общему отделу? — задал вопрос он.
Я принялась детально рассказывать, Иван Аркадьевич внимательно слушал, изредка задавал уточняющие вопросы и вдруг вывалил в лоб:
— Ты ничего не хочешь рассказать, Лида?
Я хотела.
Очень детально, очень подробно я рассказала ему о странных безликих людях, о моем похищении, о деревенской резиденции, о запахе кофе и даже о шубертовской Ave Maria в исполнении Робертино Лоретти.
Ивана Аркадьевича особо заинтересовали синие папки с номерами 34 и 36.
— А что там за папки? — удивился он.
— Насколько я поняла, в них должны быть протоколы каких-то совещаний от декабря 1979 года, — пожав плечами, ответила я.
Иван Аркадьевич побледнел и быстренько отпустил меня работать.
И да, похоже первоначально спрашивал он меня о чем-то другом…
В этот рабочий день произошло еще одно, совсем незначительное на первый взгляд событие, которое послужило спусковым крючком ля всей последующей истории: в коридоре, у кабинета, меня дожидался Роман Мунтяну.
С папкой в руках.
— Лида! — сказал он.
–Я! — ответила я.
— Вот, — протянул он мне папку.
— Это что? –- спросила я.
— Манифест, — прошептал он, оглядываясь. — Вычитай и напечатай в шести экземплярах. Срок — неделя.
Меня аж в пот бросило.
— А то Олимпиада уже скоро, — добавил он и ушел, не оглядываясь.
