На следующий день Эдит пошла гулять с Ивом. Солнце уже садилось за крыши Монмартра, и воздух стал по-осеннему прохладен. Эдит натянула рукава шерстяного кардигана на кисти и обхватила себя руками, пытаясь согреться.
Она взглянула на женщин и детей, которые искали под деревьями каштаны, желуди и буковые орехи, что служили заменителями мыла, кофе и муки во время оккупации. С момента освобождения для большинства парижан ничего не изменилось. Эдит размышляла о том, что война все еще продолжается, даже если не хочется этого признавать. Ее дрожь усилилась.
Ив не замечал ее состояния. Он шел рядом, глядя вдаль, и безостановочно говорил, помогая себе полной драматизма жестикуляцией. Хотя ей хотелось приникнуть к нему или даже взять его за руку, она не поддавалась порыву, боясь помешать его рассказу. Дело в том, что он впервые заговорил о себе, и эта история тронула ее даже больше, чем его пение.
— Я макаронник, родился в городке Монсуммано-Терме, в пятидесяти километрах от Флоренции. Тоскана прекрасна, но моим родителям пришлось очень нелегко. Работы почти не было, царила крайняя бедность. У меня, видишь ли, есть еще сестра и брат. Семье с тремя детьми и так нелегко, а если учесть еще политическую ситуацию… — Он вздохнул и после короткой паузы продолжил. — Мой отец был настроен против Муссолини, он коммунист. Вот почему он решил эмигрировать. Когда мне было два года, мы уехали во Францию. И застряли в Марселе, потому что у отца оказалось недостаточно денег на дальнейшую дорогу до Америки. Он стал работать день и ночь, чтобы в конце концов оплатить проезд пяти человек, а моя мать откладывала каждый сантим, который получалось сэкономить. Но этого все равно было недостаточно, поэтому мы остались. Но всякий раз, когда дела наши шли особенно плохо, мой отец говорил: «Вот увидите, в Америке все будет по-другому, нам там будет хорошо». Мы мечтали о жизни по ту сторону Атлантики, как будто там был рай.
По пути с авеню Жюно на площадь Константина Пекёра Эдит любовалась золотыми листьями лип и каштанов, которые лежали ковром у ее ног и шуршали, когда она поддевала их носком туфли. Вскоре придет дворник и уберет осеннюю листву. Так судьба иногда превращает людские надежды в груду мусора. Она подумала о мечтах семьи Ливи и спросила:
— Именно поэтому ты хочешь быть похожим на Фреда Астера?
— Да, конечно, — откровенно признался он.
Он исполнил несколько па из степа. Но на тротуаре они смотрелись еще более нелепо, чем на сцене.
