Я не заметил, когда озеро превратился в широкую реку. Сперва просто почувствовал сопротивление мощного течения и только потом, спустя десяток прыжков, обратил внимание на изменившийся ландшафт. Не знаю, оказалось ли озеро на пути нового русла реки, или один из скачков перенёс меня в другой водоём. Так или иначе, путешествие продолжилось по реке времени.
Тяжёлая нудная работа. Веслом натёрло мозоли, мышцы жгло огнём, а, кроме того, две сотни переходов в день вызывали сильнейшую головную боль. Возможно, сказывалась разница в атмосферном давлении. Частые его перепады терзали сосуды, а потому, пришлось установить лимит. При большей нагрузке я бы просто не смог заснуть от боли, или получил бы кровоизлияние.
Люди больше не попадались, хотя однажды, перескочив через время, я вдруг обнаружил торчащую в борту стрелу. Кто–то, похоже, успел выстрелить в промелькнувшую на короткий миг лодку. Сперва я перепугался, подумав, что меня выследили индейцы, у которых я увёл лодку. Потом рассмеялся над собственной глупостью. Как–то сразу не пришло в голову, что те охотники давно умерли, и даже праха не осталось от них.
Я не оставлял попыток прорваться в более знакомую эпоху и местность. Время от времени воображал порты, плотины, маяки. Но тщетно. Приходилось и дальше выбираться из глубины веков мелкими полугодовыми шажками. Наверное, уже отцвели первые цивилизации, распяли Христа и варвары погуляли на развалинах Рима. Правда, я не мог быть уверен ни в чём. Спросить который теперь год было просто не у кого. Возможно, какие–то рывки уносили меня дальше, чем на сезон, а возможно я неделями топтался на месте.
Понемногу ладони огрубели, спина окрепла, а мышцы обрели мощь. Но организм истощился до предела. Казённая еда поставляла ему необходимые калории, однако гоблины вряд ли рассчитывали на марафонский заплыв. Кроме того, не хватало тепла. Я начинал замерзать даже в пуховике. Развести костёр было нечем, а погода весенняя она или осенняя, отличалась холодом и сыростью.
Всё закончилось плачевно. Лёгкое недомогание, отмеченное "с утра" обыкновенным насморком, "к вечеру" переросло в настоящую лихорадку. Озноб сменялся жаром. Тело то колотило, то бросало в пекло. Едва сумев вытащить на берег лодку, я нашёл какую–то яму. Забрался туда и завалил себя листьями – ночные заморозки могли доконать меня.
Почти сутки организм боролся с болезнью, а потом уступил. Дальнейшие воспоминания изъедены провалами памяти. Мне мерещились гоблины, которые собрались в Диснейленде на открытии нового аттракциона под названием "Дикая охота". Мерещились динозавры, отчего–то разумные, обсуждающие вслух проблемы вкусовых качеств высших приматов. В моменты относительного просветления я жутко боялся, что индейцы выследят меня и накажут за кражу лодки. Не помню, принимал ли я пищу, выбирался ли из ямы по нужде.
